На просторах электронных СМИ появился интересный материал независимого журналиста Анастасии Мироновой, которая очень четко указала на то, в чем же серьезно ошибаются те, кто защищает краеведа Юрия Дмитриева. Материал не получил большой эмпатии у его сторонников, это и понятно- ведь в нем затрагиваются весьма неудобные для них темы.
Накануне, 22 июля, заместитель председателя петрозаводского горсуда А. Мерков огласил приговор по второму уголовному делу карельского правозащитника Юрия Дмитриева, которого обвиняют в насильственных действиях сексуального характера в отношении девочки 2005 года рождения. Известно, что еще 2 года назад Дмитриеву уже должны были дать три статьи: сначала его обвиняли в изготовлении порнографии и развратных действиях сексуального характера, но по этим делам его оправдал тот же горсуд Петрозаводска, а вот по статье о незаконном хранении оружия его все же приговорили к 2,5 годам ограничения свободы.
В этом же 2018 году, после обжалования прокуратурой и представителем потерпевшей стороны- родной бабушкой девочки, Верховный суд Карелии отменил оправдательный приговор Дмитриеву, появились и новые показания ребенка, после чего на Дмитриева завели уже новое дело по статье 132 УК РФ.
Публичная защита Дмитриева правозащитными организациями и некоторыми представителями прессы приобрела уже международный характер: с письмами о защите Дмитриева обращались всемирно известные ученые, писатели и даже нобелевские лауреаты. Но, судя по всему, такая массовая поддержка может стать беспрецедентной репутационной ошибкой и вот почему: за все 3,5 года публичной защиты никто из представителей СМИ, которые поддерживали Дмитриева, не удосужились поговорить с самой девочкой, ее окружением, написать объективный материал, а не только подавать информацию с точки зрения защитников Юрия Дмитриева. Ведь если мы капнем глубже, то увидим, что освещение процессов над историком-любителем изначально основывалось на заверениях его старшей дочери о том, что в деле есть только две стороны: семья Дмитриева с обеими дочерьми и противостоящее им государство. Почему защитники Юрия Дмитриева ни разу не подумали о том, что сторон в деле может быть три, а девочка – это самостоятельная сторона конфликта. Строго говоря, в этом деле может быть даже четыре стороны, четвертой может и должно оказаться общество, которое, судя по всему, не проверяя факты и мнения, приняло на веру, что преследование Дмитриева это давление на общество. Когда независимыми СМИ освещалось дело Дмитриева аналитика шла исключительно с позиции самого обвиняемого и при активном участии его старшей дочери Катерины Клодт. Но разве есть только мнение Клодт и защиты Дмитриева? Известно, что журналисты писали свои расследования прямо из квартиры Клодт, где до ареста жил Дмитриев.
Общественность могла ошибиться, приняв на веру слова нескольких людей из числа ближайшего окружения Юрия Дмитриева, которые сразу же подключились к его защите. Если предположить, что Юрий Дмитриев виновен (чего ни разу не сделало ни одно независимое издание), можно спрогнозировать и цену такой ошибки. Не исключено, что после оглашения приговора некоторые материалы дела будут опубликованы и даже продемонстрированы по телевидению. И это приведет к катастрофическим репутационным последствия для всей независимой прессы России и всех ее правозащитных организаций. Потому что любой человек сможет смело сказать, что несколько влиятельных в правозащитной среде людей развернули огромную информационную махину против одного единственного ребенка. Чтобы этого не произошло, общественность должна одуматься и признать, что она ни разу за все это время не допустила, что девочка, которой сейчас уже 15 лет, не врет. А, главное, что публичная защита Юрия Дмитриева строилась на нескольких заведомых подлогах и недоказуемых утверждениях, постановка которых под сомнение помогла бы общественности принять более информированное решение.
Первый и главный подлог заключается в утверждении, будто Юрий Дмитриев является человеком, который сам нашел место массовых расстрелов узников лагерей НКВД и составил списки захороненных на Сандармохе жертв террора. Это неправда. Сандармох вычисли полковник милиции в отставке, бывший сотрудник угрозыска Иван Чухин, который потратил на работу в архивах МВД более 20 лет. Обнаружить Сандармох ему удалось в том числе по зафиксированным в архивах рассказам местных жителей о предполагаемом месте захоронения жертв финской оккупации. Этот факт общеизвестен среди историков. Чухин был основателем отделения “Мемориала” в Карелии. Он же составил самые обширные списки жертв террора, нашедший свой конец в Сандармохе. Также Иван Чухин впервые подсчитал число жертв сталинских репрессий в целом по Карелии. В том, что эту работу провел именно Иван Чухин, а не Дмитриев и не один из основателей “Мемориала” Вениамин Йофе, не сомневаются серьезные историки репрессий, включая руководство “Мемориала”. Вот первая же попавшаяся навскидку статья, в которой член “Мемориала”, правозащитник и активный сторонник Дмитриева Сергей Кривенко ссылается на посмертное издание книги Чухина.
Иван Чухин, фото из Википедии
Заслуги Ивана Чухина в деле открытия Сандармоха и расследование масштабов сталинских репрессий в Карелии признавались всей республикой. Чухин избирался от Карелии депутатом Верховного совета РФ и Государственной думы первого созыва. Чухин погиб в автокатастрофе за пять месяцев до официального открытия мемориального кладбища Сандармох в Карелии.
Чухин дружил с Дмитриевым, однако петрозаводчане вспоминают, что дружба эта была скорее частного характера, что в основном друзья собирались выпить. Никаких серьезных данных о том, что в первой половине 1990-х годов Юрий Дмитриев вел большую и самостоятельную архивную работу, нет. Во время своей дружбы с Иваном Чухиным Дмитриев работал какое-то время слесарем в бане, он имел неоконченное среднее школьное образование и лишь у Чухина научился базовым навыкам работы в архивах. Это косвенно подтверждает сам Дмитриев в громком материале Шуры Буртина “Дело Хоттабыча”, где говорится, что Дмитриев был помощников Чухина и что именно Чухин готовил “Поминальные списки Карелии”.
Примечательно, что до ареста Юрия Дмитриева никто не называл его открывателем Сандармоха. Вклад в раскопки на мемориальном кладбище краеведа огромный, его трудно недооценить. Дмитриев также сам вычислил и нашел погребальные ямы на тифозном кладбище на горе Голгофа на Соловках, под стенами штрафного изолятора на Секирной горе на Соловках. Тем не менее, Сандармох вычислил не Дмитриев. И даже не Вениамин Йофе и Ирина Флиге.
Это важно понимать для оценки значимости процесса. Изначально публичная защита историка-любителя строится на утверждении, будто он является важной и едва ли не самой существенной фигурой в вопросе охраны мемориального кладбища и мог помешать раскопкам, инициированным профессором ПетрГУ Сергеем Веригиным и Российским военно-историческим обществом. Но это не совсем так. Юрий Дмитриев не имел большого влияния, не мог помешать вести раскопки, он вообще до ареста не слыл в Петрозаводске оппозиционером или неудобным человеком.
Человеком, который действительно мог если не остановить, то усложнить раскопки, был тогдашний глава Медвежьегорского краеведческого музея Сергей Колтырин. Который наблюдал за раскопками, был против и вскоре после начала раскопок оказался задержан. Колтырина осудили также за развратные действия сексуального характера против ребенка и за незаконное хранение оружия, его дело выглядело издевательской пародий на дело Дмитриева. Широкой защиты Колтырин не получил, как сейчас говорят в “Мемориале” — потому что сам просил за него не вступаться. Хотя в правозащитной среде ходили слухи, что подельника Колтырина, который тоже был осужден за развратные действия, могли под пытками заставить дать показания на Колтырина, потому что те были знакомы. Колтырин был в терминальной стадии рака, он признал вину. Возможно, чтобы быстрее пройти тяжелые суды и быть актированным. Однако актировки так и не дождался и умер в тюремной больнице в ночь на 2 апреля этого года. Колтырин считал, что на Сандармохе не может быть захоронений советских военнопленных.
Сергей Колтырин / Инсайдер
После ареста Дмитриева в независимой прессе началась волна демонизации участников раскопок и авторов новой исторической гипотезы, основанной на старых данных, которые в том числе и помогли обнаружить Сандармох. Общественности была представлена версия о том, будто и группа Веригина, и РВИО хотят объявить всех захороненных на Сандармохе жертвами финнов, а Юрий Дмитриев им мешал, поэтому был посажен в тюрьму.
Однако на самом деле среди сторонников новых раскопок тоже есть разные люди, группа Веригина-Килина никогда не отрицала, что на Сандармохе лежат жертвы сталинского террора, она лишь хочет проверить отраженную в архивах и известную еще Чухину версию о том, что финны хоронили трупы советских военнопленных в свежие ямы, потому что это было удобнее, чем рыть новые рвы на целине. Даже РВИО ни когда не заявляло, что желает полностью опровергнуть официальную версию Сандармоха.
Факт захоронения в Сандармохе жертв сталинского террора пока не оспаривался ни государством, ни патриотическими объединениями, ни РПЦ, которая потеряла в этом урочище несколько своих мучеников. Так, в экспозиции музея Соловецкого монастыря до сих пор открыт стенд с указанием числа жертв первого соловецкого этапа, расстрелянного на Сандармохе в октябре-ноябре 1937 года. Среди них были узники, пострадавшие за веру, их имена РПЦ называть не перестала.
Пока единственной стороной, которая действительно может быть не заинтересована в ведении раскопок, является Финляндия. Официально государство никаких решительных действий по предотвращению раскопок не предпринимало, однако финские историки и правозащитники в частном порядке не раз высказывали призывы остановить поисковую работу.
Повторим: вклад Юрия Дмитриева в сохранение памяти о расстрелянных на Сандармохе жертвах политических репрессий велик, но не столь огромен, как сейчас считает публика. Руководство общества “Мемориал”, историк репрессий Анатолий Разумов и дочь Дмитриева Катерина Клодт изначально знали о введение общественности в заблуждение, но не пресекли его. В итоге политическая значимость обоих процессов Дмитриева в глазах публики была преувеличена, что не могло не привести к искажению их оценки общественным мнением.
Сегодня не только российские, но и иностранные знаменитости выступают с требованием освободить Юрия Дмитриева как главную фигуру в деле защиты Сандармоха. Однако в реальности об истинном вкладе краеведе и его влиянии на историческое сообщество Карелии знает лишь небольшая группа лиц, историков, правозащитников и журналистов, которые почему-то не разъяснили публике детали. В итоге известные люди называют Дмитриева ключевой фигурой в деле защиты Сандармоха, их словам вторят обыватели. Это порождает в медиа картину единодушного осуждения преследования Дмитриева. На самом деле даже некоторые сотрудники “Мемориала” не проверили прижившееся в СМИ мнение о том, что Дмитриев — открыватель Сандармоха, большой ученый и противостоит захвату памяти о репрессированных. Всего лишь один пример: глава правозащитного центра “Мемориал” Сергей Давидис лично объявлял Юрия Дмитриева политзаключенным именно на основании его ведущей роли в расследование расстрелов на Сандармохе. При этом Давидис признался, что он не знал, что не Юрий Дмитриев вычислил Сандармох, и что не считает существенным, кто это сделал.
Значимость Юрия Дмитриева в историческом сообществе преувеличено. Как и острота конфликта, который разгорелся вокруг Сандармоха в 2018-2019 гг.
Юрий Дмитриев не вычислил Сандармох, он не был до своего ареста такой огромной “костью в горле” карельского УФСБ, Дмитриев не мог существенным образом повлиять на ход раскопок и другую работу на Сандармохе что РВИО, что группы Веригина-Килина, а сами инициаторы новых раскопок никогда не объявляли о желании полностью опровергнуть признанную государством версию о существующих захоронениях. Если бы общественность знала это с самого начала, она могла бы более объективно оценить степень политизации процессов против Дмитриева.
Защита Юрия Дмитриева настаивает, что к первому процессу были привлечены лучшие независимые эксперты, которые определили отсутствие порнографии в фотоматериалах дела и в показаниях девочки. Общественность убеждена, что Юрий Дмитриев был оправдан в 2018 году на основании независимой экспертизы и показаний известного ученого-сексолога Льва Щеглова и институтом им. Сербского. Меж тем и это не вполне так. Первой действительно независимой экспертизой фотографий стало заключение петрозаводского эксперта-искусствоведа Сергея Сергеева. Это пожилой человек, он никогда не был замешан в политических процессах. Сергеев назвал фото однозначной порнографией и описал некоторые из них.
Защитников не устроила такая оценка материалов. По делу была проведена повторная экспертиза — в Центре социокультурных экспертиз. Это печально известное учреждение, которое проводило экспертизы по делу Pussy Riot и для обвинительного заключения против членов запрещенной теперь в России церкви “Свидетелей Иеговы”. В этом центре девять из 140 предоставленных фотографий Дмитриева признали порнографическими. Тогда прокуратура в лице гособвинителя Елены Аскеровой ходатайствовала о проведении еще одной экспертизы. Выбор экспертов для новой экспертизы по делу международной значимости пал на ООО “Федеральный департамент независимой судебной экспертизы” из Петербурга. Компания зарегистрирована в декабре 2012 года, учредитель компании — Михаил Александрович Пересадин, ИНН получен в Калмыкии, город Городовиковск. Там же на имя некоего Александра Александровича Пересадина зарегистрирован магазин по продаже автозапчастей. В ФДНСЭ числится один сотрудник — гендиректор Юлия Александровна Гончарова. В ГАС “Правосудие” есть информация лишь об одной судебной экспертизе по открытым делам, проведенной ФДНСЭ в рамках гражданского спора некоего Иванова С.Н. и Степанова А.М. в Сургуте!!! Именно экспертизу этого “департамента” защита Юрия Дмитриева назвала победой и признала ее объективность. В экспертизе было сказано, что эксперт не нашел сексуального подтекста в фотография половых органов ребенка, снятых крупным планом. Удивительно, но журналист «Новой газеты» Никита Гирин немного раньше писал, что ФДНСЭ является, если говорить фигурально, конторой “Рога и копыта”, не имеет офиса и расположена чуть ли не на Апраксином рынке. Всех защитников Юрия Дмитриева этот факт глубоко возмутил, но как только ФДНСЭ выдал хорошее заключение, его назвали торжеством благоразумия.
Другой победой защитники Юрия Дмитриева объявили показания известного ученого-сексолога Льва Щеглова, который заявил на суде, что фотографии из дела не были порнографией, а экспертиза скандального Центра социокультурных исследований была “почти юмористическим документом”. Подчеркнем: Щеглов не делал экспертизу, он выступал на суде свидетелем. На Льва Щеглова защита ссылалась как на безусловный авторитет, именно на оценке фотографий Львом Щегловым в итоге сформировалось общественное мнение. Но Лев Щеглов не может считаться действительно независимым экспертом, он является постоянным гостем радиостанции “Эхо Москвы”, Щеглов — общественный деятель, дружен с правозащитниками, состоит в Союза кинематографистов России и знаком со многими преподавателями и участниками московской киношколы.
Возможно, Щеглов отказался делать официальную экспертизу фотографий, потому что это бы обязало его куда больше, чем показания в суде, и могло отразиться на его репутации в научном сообществе, если бы потом оказалось, что фотографии не были безобидными. Однако именно оценку фотоматериалов Щеглова защита Дмитриева и правозащитники объявили независимыми. Тем самым, в частности, поставив под сомнение репутацию пожилого искусствоведа Сергеева.
Что касается института им. Сербского, там экспертизу фотографий не делали, врачи проводили комплексное психолого-сексологическое обследование самого Дмитриева.
В делах о педофилии такие экспертизы — скорее пиар-шаг, сами психиатры знают, что подобные заключения, будь они хоть какого характера, никогда не становятся весомым доводом в суде, потому что достоверного способа определение сексуальный девиаций медицина еще не придумала.
А теперь — об экспертизе по второму делу. Защита Юрия Дмитриева не признавала добровольными и осознанными показания девочки, находившейся под опекой Юрия Дмитриева, заявив о недоверии психологу Центра диагностики и консультирования Елене Руденковой, которая присутствовала при даче девочкой показаний по второму делу и которая первая говорила с ребенком после того, как она, со слов бабушки, узнав об оправдании бывшего опекуна, сама обратилась к уполномоченному по правам ребенка. Защита настаивала, что показания ребенка были взяты под давлением, что сама девочка застрессирована и внушаема. При этом защита не объясняла, на каком основании не доверяет психологу Руденковой, которая раньше тоже не участвовала в политических процессах. Как и психиатр местного психо-неврологического диспансера Татьяна Мультыкова, которая зафиксировала, что энурез у восьмилетнего ребенка мог стать следствием пережитой сексуальной травмы. Только когда оправдательное заключение дала группа столичных лингвистов, защитники Юрия Дмитриева объявили об очередной победе. Но и здесь есть проблема. В эту группу столичных лингвистов вошел научный сотрудник Института русского языка РАН Алексей Шмелев, отец политолога, координатора проектов в Московской школе гражданского просвещения Александра Шмелева, который вместе с женой, гражданским активистом Светланой Шмелевой, является одним из инициаторов и активным участником кампании в защиту Дмитриева.
Cупруги Шмелевы (лысый с бородой в центре и женщина в голубых кроссовках) приехали поддержать Юрия Дмитриева на оглашении приговора / Фото из фейсбук-группы «Дело Дмитриева»
Другой эксперт из этой группы, член-корреспондент РАН Анна Дыбо предположительно подруга матери Шмелева, тоже известного лингвиста. Дыбо — вообще специалист по алтайской группе тюркских языков и сравнительному языкознанию и не компетентна давать оценки показаниям ребенка и определять, насколько ребенок конформен, запуган или подавлен.
Итак: защитники Дмитриева отвергали заключения любых экспертов, пока не получили оправдательные. Однако независимость экспертизы неизвестной фирмы с учредителем из Калмыкии, заключение отца одного из самых активных участников в защите Дмитриева и показаний сексолога, постоянного гостя “Эха Москвы”, нельзя называть независимыми. По-настоящему независимым было первое заключение искусствоведа Сергеева и психолога Руденковой, подозревать которых в сговоре со следствием нет оснований.
Другой важный момент, на котором строилась защита Дмитриева в первом процессе, это сами обстоятельства его задержания. Дмитриев был задержан по анонимному доносу: «Мне стало известно, что Юрий Дмитриев в своей квартире фотографирует свою приемную дочь в голом виде. Свое имя не сообщаю, опасаясь, что Юрий через своих знакомых может причинить мне вред». Общественность и независимая пресса сразу приняли на веру утверждение адвоката и дочери Дмитриева о том, что против краеведа была совершена провокация. На суде Дмитриев объяснил, что кто-то якобы уже забирался к нему в квартиру, для чего его с его сожительницей Ириной выманили. В пользу этой версии Дмитриев приводит тот факт, что при обыске оперативники сразу знали, где искать фотографии — на компьютере. Это, по словам Дмитриева, говорит о том, что силовики уже приходили в квартиру, пока его не было, для чего выманили его с помощью участкового. Никита Гирин в своем расследовании указывает, что участковый на суде опроверг заявление Дмитриева, будто приходил к нему накануне и выманивал из дома: “На суде Игорь Маркевич дал ложные показания, что вообще не приходил к Дмитриеву той осенью. «Новая газета» пыталась связаться с участковым, но Маркевич проигнорировал вопросы, отправленные ему в соцсети, и скрыл свой профиль”. Это официальная позиция защиты Юрия Дмитриева на первом деле — что участковый лжет. Разумеется, проверить ее нельзя, однако принятие этой позиции независимыми сообществами не имеет никаких оправданий. Никто не может говорить, что участковый Маркевич дал ложные показания, потому что кроме слов обвиняемого и его сожительницы, а также утверждения Никиты Гирина, ничего против Маркевича нет.
За все эти годы независимые медиа и правозащитники не обсудили публично и даже не сообщили общественности другую версию, которая сразу же появилась в том числе среди сотрудников “Мемориала” и которую, правда, на условиях анонимности, подтверждают несколько петрозаводских журналистов — что информацию о фотографиях сообщила в МВД бывшая жена Юрия Дмитриева, с которой они и усыновляли девочку. Сама женщина от общения с прессой отказывается, вряд ли она лично подтвердит эту информацию
Мотив у бывшей жены Людмилы может быть сильный. В 2008 году она вместе с мужем взяла под опеку трехлетнюю девочку, которую вскоре захотела вернуть. В итоге Людмила ушла от Дмитриева, официально оформив развод в июле 2016 года (о дате развода стало известно на суде по мере пресечения при первом задержании Дмитриева), после развода органы решили ребенка изъять. Однако Юрий Дмитриев обратился в суд, он предоставил множество характеристик о своих заслугах в деле установления памяти репрессированных и ребенка отстоял.
Дальше начинается самое интересное. Также на условиях анонимности один петрозаводский журналист рассказал, что при жизни с Дмитриевым жена Людмила жаловалась на рукоприкладство мужа. Однако подтвердить это у самой Людмилы не удается.
Если допустить гипотетически, что Юрий Дмитриев действительно испытывал сексуальное наслаждение от вида голой маленькой девочки, мотив жены, ее ревности, обескураженности, становится понятным.
Источник, лично знакомый с Людмилой, утверждает, что та пожаловалась на Дмитриева из сострадания к ребенку, когда поняла, что девочку вернуть опеке не удастся. Более того, этот же источник утверждает, что и первая жена Юрия Дмитриева ушла от него в том числе из-за побоев. Это утверждение выглядит более серьезным, если вспомнить, что Дмитриев был судим за тяжкие телесные повреждения, об этом писали неоднократно карельские журналисты и это озвучивалось на суде по мере пресечения при первом задержании Дмитриева. Однако подчеркнем, что свидетельств самих жен о побоях нет.
Напомним, что по новому обвинению Дмитриеву вменяют многократные насильственные действия сексуального характера отношении ребенка, совершенные в период с 2012 по 2016 годы.
Итак: если предположить, что Юрий Дмитриев был задержан не в ходе объявленной против него спецоперации, а по сообщению бывшей супруги, которая знала, где он хранит фотографии, вся линия защиты сразу рассыпается. Однако основная версия защиты не была независимой прессой поставлена под сомнение, хотя ничего, кроме слов Дмитриева и утверждения Никиты Гирина о том, что участковый Маркевич лжет, под ней нет.
Одним из самых больших упущений независимого журналистского сообщество стало отсутствие анализа оправдательного приговора, вынесенного по делу Дмитриева судьей Петрозаводского городского суда Мариной Носовой. Этот приговор никак не укладывался в практику правоприменения последних лет в России. Если в уголовном деле о сексуальных преступлениях против детей есть хоть какая-то фактура, оправдательных приговоров не бывает. Исключения единичны, они касаются либо влиятельных обвиняемых, либо работы суда присяжных. Обвинительный уклон по статьям о развратных действиях в отношении ребенка, о детской порнографии работает неизменно, оправданий при наличии в деле хоть каких-то доказательств не предусмотрено, тем более — оправданий оппозиционеров. Последним оправдательным приговором по ч. 4 ст. 132 УК РФ стал петербургский учитель физкультуры Виктор Хлупин. Суд пришел к выводу, что показания ребенка об изнасиловании в подсобке полностью продиктованы взрослым. В СМИ сообщалось, что следователя по этому делу Анастасию Корниенко заподозрили в регулярной фальсификации детских показаний. В деле Хлупина не было вообще никакой фактуры, кроме этих показаний. Впрочем, Верховный суд уже отменил оправдательный приговор. Примеров, когда бы обвиняемый в разврате и изготовлении детской порнографии был в России оправдан, имея в деле признанные им и сделанные самолично фотографии голого ребенка, не было.
К тому же, защитники Дмитриева упускают, что на первом процессе против него были не только фото, но и показания, по которым уже после обвинения в изготовлении порнографии было предъявлено обвинение в развратных действиях сексуального характера в отношении ребенка.
Случай Дмитриева беспрецедентный. Однако ни независимая пресса, ни правозащитники, ни общественность не захотели разобраться в мотивах судьи, заранее уверенные, что именно в деле Дмитриева российский суд впервые за долгое время повел себя достойно.
Но может быть так, что оправдательный приговор Дмитриеву стал примером того, что правосудие в России способно склоняться в разные стороны. Вскоре после оправдания Дмитриева из карельской прессы стало известно, что дочь судьи Носовой проживала на тот момент во Франции. Этот существенный факт не был никем из столичных журналистов рассмотрен. Дело в том, что минимум за год до вынесения судьей Носовой громкого приговора в российских медиа и в правозащитной среде стала появляться информация о подготовке имен для санкционного списка Дмитриева по аналогии со списком Магнитского. Об этом сообщали не очень популярные провинциальные сайты. Таким образом судья Носова, уже зная о судьбе других судей и работников следствия и прокуратуры, попавших под санкции, могла испугаться стать невыездной. Эта версия не была рассмотрена прессой. Более того, судью Носову в СМИ героизировали и объявили едва ли не единственной в России честной судьей. А тот факт, что после вынесения Дмитриеву оправдательного приговора Носову не утвердили в состав Верховного суда Карелии и, вдобавок, была смещена с должности зампредседателя Петрозаводского городского суда, общественность приняла как подтверждение неугодности судьи, которая вынесла честный приговор.
В этом же контексте можно посмотреть на карьеру бывшего прокурора Петрозаводска Елены Аскеровой, по чьему ходатайству была в итоге силами экспертной компании с одним сотрудником в штате сделана “оправдательная” экспертиза по первому делу Дмитриева. В апреле 2018 года Дмитриев был оправдан, Аскерова тут же обжаловала приговор, затем утвердила новое обвинительное заключение, а в октябре она объявила об уходе в отставку. С одной стороны, прокурор как минимум не препятствовала проведению новой экспертизы силами сомнительной фирмы, с другой, оправдание все же обжаловала и новое обвинение утвердила. Поведение Аскеровой в этом деле трудно объяснимо и тоже не исключает наличие личных мотивов, в том числе и страха перед санкциям, потому что если теперь Дмитриева осудят, Аскерова номинально будет уже не совсем причастна к приговору, потому что не поддерживала его в суде.
Итак: версия о том, что у Носовой был прямой и достаточно веский мотив (разлука с ребенком для женщины мотив серьезный) испугаться общественного давления и санкций, так и не была публично рассмотрена, хотя приговор ее, повторим, в современной истории России аналогов не имеет, а фото в первом деле Юрия Дмитриева не признали порнографией не все эксперты, а лишь те, кого можно подозревать в аффилированности со стороной защиты.
Вся защита Юрия Дмитриева строилась на замалчивании того факта, что в деле были фотографии голого ребенка, снятые крупным планом. В частности, фото девочки с раздвинутыми ногами на кресле, фото, сделанное во сне. В 2017 году телеканал НТВ выпустил репортаж, в котором обнародовал попавшие также на другие каналы фотографии девочки, называемые защитниками снимками для дневника здоровья. Но в репортаже НТВ также демонстрировалось еще одно фото, где ребенок сидит с раздвинутыми ногами. Позже этот репортаж был удален из публичного доступа предположительно в связи с требованием защиты Дмитриева. Cторонники подсудимого назвали фотографии, попавшие на ТВ, подлогом и заявили, что верить им нельзя. Меж тем, адвокат Виктор Ануфриев неоднократно подтверждал подлинность этих фото и признавал, что в деле есть снимки, которые никак нельзя отнести к дневнику здоровья. Он объяснял, что самый откровенный из попавших на телевидение снимков — промежности девочки Дмитриев сделал, когда та каталась на пони, а потом пожаловалась на боль. Эту версию Виктор Ануфриев озвучил на встрече с защитниками Дмитриева в Фонтанном доме 21 декабря 2017 года. Она же приведена в “Новой газете”. Еще была версия, что девочка ударилась в ванне. Якобы, опекун сделал фото, чтобы потом показать их врачу. Другое откровенное фото крупным планом защита, а потом и сам Дмитриев объяснили тем, что девочка попросила сфотографировать загар и опекун “просто щелкнул” (это есть в репортаже Никиты Гирина, на который мы уже ссылались). Также в деле есть фотография двух голых детей, которые купались в ванне. Ее наличие неоднократно комментировал адвокат Ануфриев. Дальше провинциальной и патриотической прессы это заявление защитника не ушло. Однако подлинность его Ануфриевым не оспорена. В тексте адвокат говорит, что обе купавшиеся девочки были одного возраста. Это неправда, разница в возрасте у девочек около пяти лет. Ребенка младше двух лет в ванне одного даже с сестрой не оставят. Следовательно, на этом снимке опекаемой девочке было минимум семь лет. А, возможно, и десять, потому что фото адвокатом не атрибутировано.
Главное же — в том, что нигде в независимой прессе ни разу никто не сказал, что такие повторяющиеся фото голых детей ненормальны и обычно родители, тем более опекуны, не фотографируют восьмилетних девочек голыми. Это широко представленное в среде, близкой к “Мемориалу”, мнение не было отражено в прессе. Хотя адвокат подтверждал, к примеру, что минимум одно фото было сделано ночью. Широкого обсуждения этих фотографий не было, потому что в независимой прессе старались не писали, что они попали на телевидение и сами эти фотографии под предлогом защиты интересов ребенка не публиковали.
Итак: несмотря на публикацию этих фотографий, наличия в деле откровенных снимков и признания этих обоих фактов адвокатом Ануфриевым, защитники из группы поддержки Дмитриева долгое время сначала их отрицали, затем призывали не верить фотографиям “из телевизора”. В последний раз отрицать это взялась директор музея международного “Мемориала” Ирина Галкова. Уже после высказывания Галковой Никита Гирин в упомянутом выше расследовании написал, что репортаж на НТВ был.
Врачи и худоба
Также пресса, правозащитная и либеральная общественность не ставили под сомнение утверждение о том, что регулярные фотографии (речь не идет о фото, сделанных якобы для показа гинекологу и для запечатления загара) Юрий Дмитриев делал в возрасте девочки до десяти лет для ведения дневника здоровья. В деле есть минимум 140 фотографий, которые пресса, выступившая на стороне Дмитриева, называет однозначно “протокольными” и “для дневника здоровья”. Это фото обнаженного ребенка в разных ракурсах, делаемые регулярно. Дневник здоровья Дмитриев якобы вел, потому что девочка была болезненная, худая, он отслеживал ее поправку, а также боялся, что его обвинят в травмах, поэтому снимал ребенка голым, чтобы потом доказать, что на дочери не было синяков. Это объяснение крайне странное, ни один человек в России из числа приемных родителей за все эти годы ни разу не сказал, что он тоже делает такие фотографии для органов опеки или врачей, тем более — постоянно. И не нашлось ни одного детского гинеколога, который бы подтвердил, что врачи этой специальности ставят диагноз по фото промежностей и вообще принимают такие фото в рамках телемедицины. Никто из представителей независимой прессы ни разу не поставил прямо вопрос о том, какие именно детские врачи берутся ставить гинекологические диагнозы по фото. Защита не смогла предъявить доказательств, что Дмитриев обращался с этим фото куда-либо. Как не было объяснено, что фотографии голой девочки предъявлялись органам опеки.
Но важно не только это. Дмитриев утверждает, что фотографии в голом виде нужны были ему для фиксации набора веса худого ребенка. Но на снимках, которые попали в репортажи минимум трех телеканалов (НТВ, “Россия 24” и РенТВ), мы видим крепкого подростка с хорошим мышечным рельефом и тонусом. Кроме того, от семьи Дмитриева известно, что девочка занималась самбо.
Таким образом, общественности и ряд СМИ снова приняли на веру утверждения о том, что Юрий Дмитриев действительно готовил эти фотографии для врачей, что ребенок страдал худобой и что снимки были востребованы органами опеки.
Ребенок глуп, подл и в стрессе?
Еще один столп, на котором выстроена публичная защита Юрия Дмитриева, это утверждение о том, что показаниям девочки нельзя верить. Оно основано, в первую очередь, на рассказах дочери подсудимого Катерины Клодт и его подруги Ирины Корнейчук, которая была с ними во время первого ареста и, судя по показаниям Дмитриева, данным по первому делу, тогда с ним проживала. Эти женщины говорят о том, что взятая под опеку девочка была запугана, имеет травма детдома, диковата и зажата. Вся независимая пресса в течение 3,5 лет транслировала это утверждение двух близких Дмитриеву женщин. Тот же Никита Гирин в своем репортаже от 13.07.2020 года пишет от своего имени о записи, где девочка дает показания на бывшего опекуна уже по второму делу: “По текстам этих бесед заметно, что поведение и слова девочки (как и действия любого ребенка из детского дома) продиктованы обстановкой и травмой, нанесенной задолго до того как она попала в семью Дмитриева — просто потому, что жизнь была неблагополучная”.
Этот образ запуганного ребенка, который не может определить свои интересы и молчаливо соглашается оговорить бывшего опекуна, общественность приняла с сочувствием. Но никто ни разу не написал, откуда у теперь уже 15-летнего ребенка может иметься настолько очевидная травма детдома, если девочка лишь немного времени провела в доме малютки и уже в три года попала, по заявлением защиты Дмитриева, в любящую семью.
При этом защита Дмитриева приняла результаты экспертизы известного психолога, профессора МГУ Вероники Нурковой, которая отметила, что в показаниях девочки нет следов травмирующего опыта. Из этого сторонники Юрия Дмитриева заявили, что девочка не подвергалась развратным действиям и насилию.
Итак: нет и, вероятно, не может быть доказательств, что ребенок до сих пор переживает травму детдома и поэтому склонен к внушению, замкнутости, испугу. Пока об этом говорит лишь лингвистическая экспертиза, сделанная с участием Алексея Шмелева и Анны Дыбу, первый не является независимым экспертом, а вторая не имеет компетенций делать такие заключения.
Не хочет или не может
Еще одни утверждением защитников Дмитриева, принятых на веру независимыми СМИ и группой поддержки, стали заявления дочери краеведа Катерины Клодт о том, что ребенок за все эти годы не вышел на связь и не выступил в защиту отца, потому что не может этого сделать. Среди правозащитников и журналистов даже оформилось мнение, что ребенка в прямом смысле все это время держат в изоляции, чуть ли не в зиндане, и запрещают общаться. Широкая общественность поверила в это утверждение и так объяснила, почему уже 15-летний человек, который живет в эпоху соцсетей и открытого мира, не вышел на связь и не заявил, что ее опекуна опорочили. На самом деле ребенок, во-первых, выступил в суде, где дал показания лично, а девочке уже 15 лет. Во-вторых, Катерины Клодт о том, что девочка перед первым приговором регулярно писала отцу и ждала, что ее заберут обратно. Накануне оглашения первого приговора защитник Юрия Дмитриева, адвокат Виктор Ануфриев продемонстрировал написанное как бы детской рукой письмо, в котором ребенок пишет, что любит папу. Разумеется, нет никаких оснований считать, что это письмо было сфальсифицировано. Однако за 3,5 года не появилось причин считать его подлинным, потому что девочка так и не вышла на связь. Что с поправкой на 2020 год с его соцсетями, мессинджерами и возможностями для стрима означает, что ребенок либо не хочет обелять опекуна, либо не может о себе сообщить. Последнее предполагает, что девочка и ее кровная бабушка содержатся все это время под жесточайшим контролем и в их удержании задействован адвокат Игорь Перов, который выступает на стороне девочки. И здесь вновь возникает вопрос о целесообразности для государства так жестко давить на краеведа Дмитриева и ломать жизнь, держать фактически в заточении подростка и бабушку, если сама фигура Дмитриева не представляет для государства и пропаганды того интереса, какой приписывают ему его защитники.
Ответ прост: девочка есть в интернете. У нее во “Вконтакте” две страницы под ее именем, одну она перестала вести в июне 2017 года и тогда же завела другую, уже закрытую. До этого времени года Катерина Клодт и Ирина Корнейчук регулярно ставили девочке под фото лайки и слали смайлики. На странице девочка выкладывала разные мелочи: селфи, конкурсы, на 12-летие выложила фото торта. Прямо сейчас девочка в сети, у нее больше ста друзей, среди которых есть участник Московской киношколы, организовавшей защиту Дмитриева. Это означает, что ребенок не изолирован и ей никто не препятствует выступить в защиту бывшего опекуна.
В своем последнем репортаже о деле Дмитриева журналист “Новой газеты” Никита Гирин указывает, что вплоть до первого приговора, то есть, до апреля 2018 года, девочка регулярно переписывалась в частности со студентами Московской киношколы, которые приезжали на раскопки на Соловки и Сандармох. Это значит, что, во-первых, девочка даже в 12 лет умела пользоваться почтой и соцсетями, у нее был интернет, во-вторых, не настолько она замкнута и безвольна, раз подружилась со студентами, в-третьих, ничего существенней предъявленного в суде короткого письма показать общественности защита Дмитриева не может.
Кроме того, известно, что 1 сентября 2018 года карельский блогер Алексей Трунов запросто явился к бабушке, с которой живет теперь ребенок, и решил взять у нее интервью. Бабушка и внучка отказались говорить. Из случая Трунова стало известно, что девочку не держат под контролем, она не находится под охраной и спокойно ходит в школу. А, главное, девочка не захотела воспользоваться возможностью выступить в защиту бывшего опекуна
Судя по тому, что за эти три с лишним года девочка также ни разу сама или в лице ее опекуна не дала комментарии прогосударственным СМИ, ее сторона не заинтересована в участии в пропаганде. Этот факт также опровергает косвенно версию о том, будто бабушке этой девочке платят за дачу ложных показаний. Если бабушка настолько алчная, она бы нашла возможность заработать.
Итак, утверждение о том, что ее удерживают от защиты Дмитриева, не подкреплено никакими фактами. Ребенку 15 лет, он живет у бабушки, ходит в школу, умеет пользоваться интернетом, но не выступил в защиту бывшего опекуна.
Во втором процессе защита Юрия Дмитриева уже не говорила о необходимости вернуть девочку опекуну, но во время первого суда адвокат и Катерина Клодт настоятельно подчеркивали, что ребенок страдает от разлуки с Дмитриевым. И в качестве аргумента приводили в пример якобы нелюбимую бабушку, которой ребенка передали после ареста Дмитриева и которая, как сообщала защита подсудимого, и бросила девочку в детдоме. Однако это неправда, которую зачем-то подхватили многие СМИ. Родная бабушка девочки пыталась взять ребенка к себе. Девочка — не единственная в семье, где мать лишили родительских прав, есть еще младший ребенок. Опеку над ним бабушке оформили, а над сестрой — нет. Тогда бабушка специально устроилась в детский дом, куда попала будущая приемная дочь Юрия Дмитриева. То есть, бабушка была рядом и боролась за внучку. И неизвестно, чего на самом деле хотела ее внучка: жить с бабушкой и братиком или попасть в незнакомую семью. О реальной истории попадания девочки в семью Дмитриева знают все его защитники. Так, один из членов группы его поддержки, журналист Наталья Шкуренок об этом однажды упомянула в Фейсбуку, Шкуренок хорошо знает семью.
Сам Дмитриев рассказывал, что бабушка устроилась в детдом. Это было опубликовано на сайте Грани.ру в материале под заголовком “Мемориалец Дмитриев отказался признать вину в сексуальном насилии”. Прямую ссылку на него мы приводить не будем, потому что там указаны имя и фамилия бабушки, имя девочки, что является нарушением прав несовершеннолетней потерпевшей.
Итак: бабушка не бросала внучку, более того, сама все бросила, чтобы быть рядом. Этот факт несомненен, но не был широко поддержан в СМИ защитниками Дмитриева, потому что не располагает к жалости.
Вполне возможно, что дело Дмитриева останется в истории феноменом грандиозной ошибки уже даже не российской, а мировой общественности, которая выстроилась всего лишь на вере нескольким людям, объявившим Юрия Дмитриева политическим заключенным еще до того, как стали известны хоть какие-то материалы его первого дела.
Сегодня складывается впечатление единодушной поддержки Юрия Дмитриева всей без исключения российской интеллигенцией, ученым сообществом, независимыми медиа и условной оппозицией. Проще говоря, вся думающая и прогрессивная часть общества признает оба дела Дмитриева заказными, а его невиновным. Но это единодушие на самом деле может быть следствием двух эффектов: усталости от государственного прессинга, которая наконец вылилась в возмущение арестом Дмитриева, а также эффектом снежного кома.
Первыми людьми, которые подняли шум вокруг задержания Юрия Дмитриева, были участники Московской киношколы и историк репрессий Анатолий Разумов. Им безусловно поверила вся независимая и правозащитная пресса… В частности, поверили газетной ошибке о том, что Дмитриев является открывателем Сандармоха.
Потом прессе поверили правозащитники, гражданские активисты, оппозиционные политики. Их мнению и авторитету доверились звезды кино, музыканты, литераторы, которые своими выступлениями привлекли международную поддержку.
Каждый последующий круг этой расширяющейся группы поддержки был уверен, что те, чьему мнению они в данном случае доверяют, изучили обстоятельства дела и основываются на независимых заявлениях. Но оказалось, что даже среди непосредственного ближнего круга защиты никто не видел фотографии из дела, кроме самого адвоката и Льва Щеглова. Более того, этот круг отрицал и скрывал от общественности факт обнародования на телевидении самых невинных фотографий из материала процесса. Любые попытки открыто обсудить эти фотографии пресекались, потому что сотрудники “Мемориала” и участники группы поддержки Дмитриева называли сам факт их публикации “грязью”, многие отрицали, в отличие от адвоката защиты, их подлинность.
Это привело к тому, что, например, уважаемые европейский историк ГУЛАГа Андреа Гуллотта дал обширное интервью и призвал освободить Юрия Дмитриева, но сам фотографий из дела не видел и видеть их не желает.
Вряд ли эти фото видели другие известные общественные деятели, выступившие в поддержку Юрия Дмитриева. Тем более маловероятно, что они знают о признании адвокатом (в том числе на публичных встречах и на страницах “Новой газеты”) Дмитриева существования в деле девяти фотографий, сделанных с близкого расстояния, на которых видны гениталии ребенка и на которых есть сразу две девочки.
Из всех известных людей с российским и даже мировым значением лишь режиссер Андрей Звягинцев, записав свое телеобращение, допусти все же оговорку о том, что Юрий Дмитриев “почти наверняка невиновен”.
Такое массированное и безапелляционное выступление в поддержку Дмитриева лидеров мнения, звезд, артистов привело к убежденности тысяч и тысяч простых обывателей в полной невиновности Дмитриева. Приняв на веру мнение публичных людей, которые сами не видели фотографий, не знают об их существовании и не представляют себе в реальности вклад Юрия Дмитриева в память о Сандармохе и вообще его вклад в историческую науку, эти обыватели, искренне сочувствующие обвиняемому, создали уже иллюзию не просто всенародной, но и информированной поддержки.
В таких условиях любая попытка публично обсудить дело с учетом существования интересов третьей стороны, то есть, самой девочки-сироты, подвергалась травле, оскорблениям, обвинению в отрабатывании государственного заказа. За три с половиной года в независимой прессе не было ни одной публикации, написанной не со со слов и не в интересах защиты Юрия Дмитриева. Не было ни одного журналистского расследования, не основанного на словах его старшей дочери Катерины Клодт.
Единственным в России журналистом, который пытался всерьез разобраться в деле Дмитриева с отстраненной позиции, была семидесятилетняя Светлана Лысенко из Петрозаводска. Именно Лысенко сделала интервью с экспертом Сергеем Сергеевым, который первым вынес заключение по фотографиям, и с адвокатом сироты Игорем Перовым. По словам пожилой Лысенко, она была подвергнута беспримерной травлей, получала оскорбления со всего мира, ей звонили, писали гадости, требовали пояснить, на кого она работает.
В столичной прессе хоть сколько-нибудь независимого толка пока была лишь одна публикация о том, что общественность могла ошибиться, приняв на веру позицию адвоката Юрия Дмитриева, но сила поддержки и масштаб развернутой кампании оказались такими, что сказать об этом вслух без риска потери репутации стало невозможно. Так, автор этого текста Анастасия Миронова опубликовала 2 июля в Газете.ру колонку “Все побежали, а ты почему не бежишь” о том, что безапеляционность и агрессивность участников кампании в поддержку Юрия Дмитриева сделали невозможным высказывание иного мнения, хотя мнение это представлено широко даже среди сотрудников и партнеров “Мемориала”.
Не все с самого начала поверили Юрию Дмитриеву, но сказать об этом за 3,5 года можно было только на федеральных каналах и в окологосударственных СМИ. После колонки с таким признанием на Миронову обрушился шквал обвинений в политическом заказе, недобросовестности, дурной репутации, их позволяли себе делать не только непосредственные участники кампании защиты, но и совершенно сторонние люди, жители Украины, Израиля, даже Италии и Аргентины, которые никогда не слышали до этого дела о Сандармохе и Дмитриеве, не видели сами фото, даже не читали объяснений адвоката Ануфриева — они просто приняли на веру мнение публичных людей, которые сами далеко не всегда интересовались, за какие фото и по каким показаниям, на основании каких экспертиз судили и судят Юрия Дмитриева.
Все это привело к тому, что российская общественность и независимая пресса совершили большое преступление против ребенка — они не просто не поверили ему, а отказали в возможности высказаться ее стороне, заранее объявив, что ребенок обманул или сам обманулся.
Сейчас либеральная общественность и поддержавшая ее интеллектуальная элита должны быть готовы к тому, что в деле Юрия Дмитриева все же могут быть шокирующие материалы, показания ребенка могут не ограничиваться одним эпизодом проверки трусов при энурезе, потому что Дмитриеву вменяют совершение насильственных действий на протяжении нескольких лет. Эти подробности и показания после приговора могут быть обнародованы. И тогда выяснится, что вся махина во главе с самыми уважаемыми правозащитниками и главными редакторами обрушилась на одного ребенка.
Среди сторонников невиновности Юрия Дмитриева есть лишь два человека, которые видели эти фотографии и могут официально о них говорить: это его адвокат Виктор Ануфриев и сексолог Лев Щеглов. Однако фотографии видели другие эксперты, видело несколько человек из опергруппы, следствия и прокуратуры, их видел искусствовед Сергей Сергеев и минимум два петрозаводских журналиста. Не исключено, что редакторы федеральных телеканалов, опубликовавшие фото, видели их больше, чем в итоге обнародовали. Их, в конце концов, фотографии наверняка видела бывшая жена Дмитриева. Возможно, их на самом деле видела Ирина Корнейчук, находившаяся с Дмитриевым при задержании, которая сейчас активно защищает Дмитриева, но может передумать. Кто-то из этих людей (искусствовед Сергеев, представители следствия и прокуратуры) комментировал фото публично, были и такие, кто рассказывал о содержании фотографий не под запись. И все эти люди говорят, что в деле есть, к примеру, фотография ребенка в кресле с раздвинутыми ногами. Или фотография голой спящей девочки.
Кампания защиты Юрия Дмитриева удерживается на том, что никто не имеет права от своего имени рассказать о содержании этих фото, потому что люди скованы служебными запретами, а само дело слушается в закрытом режиме. Защита деликатно не акцентирует внимание на существовании самых откровенных фото и призывает не верить слухам.
А что, если слухи правдивы и после приговора будут опубликованы новые фото? И новые показания? Пока показания девочки видели только Виктор Ануфриев и московские лингвисты, объявившие ребенка внушаемым и действовавшим под давлением. Никита Гирин, упоминавший их в своем расследовании, официально показаний видеть не мог, стало быть, либо он писал текст со слов защиты Дмитриева, потому что обвинение и сторона девочки ничего не публиковали, либо он из всего массива каким-то образом полученных показаний, относимых к эпизодам за несколько лет, выбрал для публикации только один абзац.
Множество людей, знакомых с теми, кто читал эти показания в ходе следствия и экспертиз, говорят, что там есть шокирующие подробности, Если вы поговорите с петрозаводскими общественно-политическими и криминальными журналистами, многие признаются, что знают тех, кто знает о содержании показаний и о том, что они обширны. Но закрытый статус процесса запрещает какому-либо человеку открыто опубликовать их, потому что это предусматривает совершение должностного преступления и преступления против ребенка.
Горькая правда, произнести которую за эти 3,5 года не смог ни один известный правозащитник и ни одно независимое СМИ: Юрий Дмитриев может быть виновен, девочка могла говорить правду, а тексты независимой прессы основываются исключительно на заявлениях защиты Дмитриева.
А, может, мы вообще никогда не узнаем, что на самом деле происходило в семье Юрия Дмитриева. Но уже сейчас понятно, что общественность и ряд независимых СМИ виновны перед ребенком, которого изначально не брали во внимание. Даже если шанс, что Дмитриев виновен, мизерен, он должен был быть изучен и проговорен вслух. Потому что цена ошибки слишком высока. Если общество ошиблось, получается, что весь прогрессивный мир вышел на противостояние одному ребенку.
Который в итоге, вне зависимости от приговора, вряд ли получит извинения. Масштаб кампании по защите Дмитриева стал столь грандиозен, в нее были вовлечены люди с такой серьезной репутацией, что защитникам будет трудно признать свою ошибку и попросить у ребенка прощения, потому что это будет означать, что они вовлекли всемирно известных писателей, ученых, политиков в войну против одной единственной сироты. И вот уже вдова Солженицына выступает с ложными словами о бабушке, которая якобы отказалась от ребенка…
Цена признания обществом ошибки слишком высока — порча репутации множества известных людей. Именно поэтому независимым медиа надо одуматься и хотя бы сейчас признать, что дело не освещалось объективно и публика могла быть не до конца информирована об его обстоятельствах. Пока еще можно. Чтобы у тех, чья репутация может пострадать, было время принять информированное решение о целесообразности дальнейшей поддержки Юрия Дмитриева. Как считает Анастасия Миронова, в деле карельского краеведа Дмитриева было даже четыре стороны: это девочка-сирота, которую забрали у Дмитриева, это государство, сам обвиняемый Юрий Дмитриев и, конечно же, общество, которое в действительности заинтересовано не в оправдании Дмитриева, а в свершении правопорядка и справедливого суда, нельзя отождествлять себя с Юрием Дмитриевым и вставать на его защиту, абсолютно не проверив факты и мнение второй стороны. Нужно помнить, что Юрий Дмитриев не представляет в суде интересы меня, вас, общества или той девочки — он представляет там самого себя.
