Аарон Перзановски, Джейсон Шульц. Конец владения. Личная собственность в цифровой экономике. М.: Издательский дом «Дело», 2020. Перевод с английского Екатерины Лебедевой. Содержание
Автомобили, холодильники, телевизоры, детские игрушки — когда мы покупаем эти вещи, то редко задумываемся, владеем ли мы ими. Мы за них заплатили, а значит, они стали нашей собственностью. Исторически сложилось, что, за исключением случаев аренды, всеми остальными вещами мы владеем. Это наши вещи, и мы можем использовать их так, как захотим. Мы можем их продать, отдать, переделать, отремонтировать. И это ощущение глубоко внутри нас. Когда производители лоббировали Закон об авторском праве в цифровую эпоху, чтобы контролировать нас, потребителей, большинство судебных инстанций не шли им навстречу: потому что это было настолько неестественно, нетипично для нашего понимания и отношения к собственным вещам.
Однако спустя десять лет после первых неудачных попыток контроль над нашими ежедневными покупками все-таки был успешно внедрен. Он основан не столько на использовании DRM и угрозе применения DMCA, сколько на новых свойствах продуктов, особенно встречающихся в «умных» устройствах, образующих так называемый интернет вещей. «Интернет вещей» — модное словосочетание, которое описывает сеть физических предметов: от смартфонов и сетевых термостатов до беспилотных автомобилей и носимых устройств. Эти предметы оснащены встроенным программным обеспечением, возможностью сетевого подключения, микроскопическими сенсорами и системами крупномасштабного анализа данных, то есть, по сути, представляют собой компьютеры. Верховный судья Джон Робертс недавно сказал о мобильных телефонах: «Термин „сотовый телефон“ — это своего рода эвфемизм, ведь эти устройства на самом деле представляют собой мини-компьютеры с функцией телефонной связи. Их с легкостью можно назвать камерами, видеоплеерами, картотеками, календарями, диктофонами, библиотеками, ежедневниками, альбомами, телевизорами, картами или даже газетами . Не будет преувеличением сказать, что более 90 % американцев, у которых есть мобильники, фиксируют в своих телефонах практически каждый шаг своей жизни — как светской, так и глубоко личной, интимной».
Так и есть на самом деле, и это касается не только телефонов, но и многих других предметов, которыми окружена наша современная жизнь. Автомобиль — это вычислительная машина на колесах, самолет — это крылатый компьютер, наручные часы, детские игрушки, кардиостимуляторы — это все, по сути, компьютеры. А значит, они подвержены тем же внешним ограничениям и контролю, что и предыдущие поколения цифровых товаров. Даже если мы противимся этому, мы уже давно привыкли к встроенной технологии, которая разрешает просмотр кинофильма. Но что, если эта технология начинает диктовать нам, когда необходимо поменять лампочки? Или с какой скоростью вести свой автомобиль? Или где можно запускать свой беспилотник? Или какой именно наполнитель для кошачьего туалета использовать? Каковы социальные последствия использования умных матрасов, которые собирают и анализируют данные о сердцебиении и дыхании, отслеживают ваше движение и предоставляют отчеты за ночь? Так, по крайней мере, заявляют в компании Samsung о своих новых матрасах Sleepsense. Компания даже предлагает устройство для отслеживания сна ваших близких: «сенсор помещается под матрац, считывает данные о качестве сна и направляет их на электронную почту». Что же может пойти не так?
Когда в доме все автоматизировано, потребители целиком и полностью полагаются на контроллер (управляющее устройство, соединяющее все элементы системы друг с другом и связывающее ее с внешним миром), с помощью которого хозяин дома включает и выключает свет, сигнализацию, медиасистему, открывает гараж и т. п. Производителя таких устройств компанию Revolv в 2014 году купила компания Nest (принадлежащая Google платформа «умного дома»). Контроллер Revolv стоил 300 долларов и имел безлимитную подписку на обновления. Однако в апреле 2016 года компания Nest объявила о снятии с продаж этого хаба. Более того, компания планировала запрограммировать пульт управления таким образом, чтобы выключить все устройства. После обновления программы 15 мая в компании заявили: «Приложение Revolv заблокировано — соответственно, контроллер не работает». В Alphabet, которому принадлежит Google, объявили, что компания имела на это право. У этого холдинга есть свои интересы на рынках беспилотных автомобилей и медицинского оборудования, поэтому подумайте дважды, прежде чем покупать автомобиль от Google.
В этой главе мы рассмотрим несколько примеров устройств из интернета вещей в разных сферах нашей жизни, а также более широкий вопрос о влиянии этих технологий на собственность и благосостояние потребителей. Во многих случаях эти технологии действительно удобны, но они сопровождаются такими культурными и правовыми изменениями, которые наносят еще один удар по собственности в цифровой экономике.
Точную дату появления интернета вещей сложно обозначить, но можно выделить одно значимое событие в его истории: это 9 января 2007 года — появление на рынке смартфона iPhone. На презентации Стив Джобс заявил, что «сегодня Apple изобрел телефон» и представил «мобильный телефон, широкоэкранный iPod и интернет-коммуникатор» в одном устройстве. Однако, как и с любым другим девайсом от Apple, действия пользователей подлежали тщательному контролю. Пользователи iPhone могли работать только на iOS, произведенной все той же Apple, могли выбирать лишь ту конфигурацию настроек, которую одобрял производитель, только авторизованных Apple операторов мобильной связи и устанавливать только те приложения, которые предлагала компания. А позже, когда Apple запустила на рынок магазин приложений App Store, пользователи могли устанавливать лишь те программы, которые были одобрены компанией на основании размытых и противоречивых условий. И все, что вы могли сделать со своим мощнейшим революционным карманным компьютером, целиком зависело от того, что позволяла компания Apple.
Эта закрытая система стала серьезным шагом назад от системы свободной, где на компьютеры, включая Mac, производимые Apple, можно было устанавливать сторонние приложения и менять настройки по своему желанию. В некоторой степени подход Apple к своему новому продукту похож на стратегии телекоммуникационной компании AT&T. Будучи монополистом на рынке в течение многих десятилетий, компания удерживала контроль над телефонными аппаратами: поскольку именно ей принадлежали права на патенты Александра Белла. AT&T контролировала все — от разработки и производства до дистрибуции. Когда же срок действия патентов закончился, компания предпочла сдавать аппараты в аренду, а не продавать их, чтобы у пользователей не было права собственности на используемые телефонные аппараты. А чтобы выдавить возможность даже самых мелких инноваций, компания прибегала к угрозам привлечения к юридической ответственности и апеллировала к условиям договора.
В 1940-х AT&T даже подала в суд на компанию — производителя устройства Hushaphone, предназначенного для подключения к передатчику телефона для снижения шумов и повышения конфиденциальности. Представители AT&T запретили его использование, и только спустя десять лет апелляционный суд США по округу Колумбия вынес отрицательное решение по этому ограничению как «необоснованному вмешательству в права пользователя, который имеет право использовать свой телефон, как считает нужным, если это не наносит вред обществу». Следом Федеральная комиссия по связи США разрешила использование Carterphone, беспроводного радиопередатчика, на телефонах AT&T. И первое решение, и второе дали возможность конкуренции и реализации права личной собственности на стационарные телефоны.
Контроль Apple над своим смартфоном — это своего рода возвращение к вышеописанному периоду. Но только вот владельцы iPhone с радостью приняли такое вмешательство в свою жизнь в обмен на устройство, сочетающее в себе практически все. Однако не все готовы были молча принимать происходящее. Эти ограничения спровоцировали повальные перепрошивки телефонов с целью вернуть себе хоть какую-то видимость права собственности. При перепрошивке с телефона снимали программные ограничения и технологию защиты, которые и ограничивали пользователей в своих действиях. На перепрошитый iPhone можно было установить любую программу, заменить операционную систему и ощутить свой телефон действительно своим. Перепрошивка схожа с разлочкой мобильника, но все-таки отличается от нее. Разлочка — это процесс удаления программных кодов, которые не позволяют менять операторов сотовой связи.
Перепрошивать устройства стали задолго до появления iPhone. Примером тому служат приставки Xbox и самодельные видеорегистраторы. Но ничто так не сводило с ума любителей перепрошивок, как возможность превратить всесильный и всем известный iPhone в открытую платформу. Впервые iPhone перепрошили в июле 2007 году, спустя 11 дней после появления его в продаже. И каждый раз, когда Apple обновляет программное обеспечение, их телефоны перепрошивают в течение нескольких недель, если не дней.
Несмотря на то что в суд компания не подавала, она все-таки настаивала на том, что перепрошивка телефона — это незаконная деятельность. В 2009 году общественная организация «Фонд электронных рубежей» подала петицию в Бюро авторского права США с просьбой официально разрешить владельцам iPhone перепрошивать свои смартфоны без опасения преследования. Эта ситуация побудила Apple объяснить, почему перепрошивка должна быть запрещена. Несмотря на то что в течение процесса компания называла потребителей «владельцами iPhone», на самом деле она относилась к ним как к «пользователям на правах лицензии, а не владельцам программного обеспечения телефона». Другими словами, когда вы покупаете iPhone, то владеете лишь его корпусом. Программное обеспечение (именно то, что и является основой функционирования телефона) принадлежит Apple.
Владельцев iPhone такое положение вещей повергнет в шок, но оно вполне логично для компании, которая работает в сфере программного обеспечения и жаждет контроля над пользователями своих продуктов. А будучи лучшей в дизайне конечных решений для пользователей, Apple удается продавать нам DRM в виде «умного» устройства. Apple заставила людей поверить в то, что баг — это фича. Когда производители гаражных ворот и принтеров попытались отстоять такого рода ограничения, пользователи возмутились, но, когда то же самое сделал Стив Джобс, выстроились в очереди и понесли ему деньги.
В итоге Бюро авторского права признало право на перепрошивку телефонов. Однако в своем решении оно обошло спорный вопрос права собственности и сосредоточилось на том, что перепрошивка телефона — это правомерное действие относительно использования программного обеспечения. В 2014 году Конгресс США, оказавшийся в патовой ситуации, в ответ на петицию, которую подписали 100 000 американцев, издал Закон о выборе потребителей и защите конкуренции. И хотя эти меры говорят о том, что людям важно их право собственности, а государство действительно реагирует на эти проблемы, они носят лишь временный характер. Их действие заканчивается через три года.
Борьба Apple за право собственности на наши телефоны свидетельствует об очень серьезных изменениях в обществе. Ежедневно анонсируются новые гаджеты — со встроенными технологиями, сенсорами геолокации и подключением к интернету, — которые сообщают о действиях пользователя производителям. И пока Apple и остальные работают над тем, чтобы сделать свои продукты более открытыми и конфигурируемыми пользователями, чему способствует общественное давление и конкурирующие операционные системы открытого типа (например, Android), другие области нашей жизни ограничиваются и предконфигурируются за нас, и зачастую мы даже не знаем об этом.
