Régis Jauffret. Papa. Seuil, 2020
Худший вариант для летнего чтения, чем роман Режиса Жоффре «Папа», представить трудно. Не потому, что роман из рук вон плох, очень даже наоборот: здесь, как и в предыдущих произведениях, известный писатель (и сценарист) оправдывает свои многочисленные награды. Ни разу не возникает сомнения, что ты имеешь дело с прихотливо устроенной литературной формой, где каждый повтор, каждое сравнение пропущены через дуршлаг писательской рефлексии, и остается только гадать, что там осталось во взвеси, не прошедшей критического ценза — отбракованной за художественную несостоятельность в период редакторской правки.
Именно эта тяжелая прихотливость привлекает читателей к сочинениям Жоффре. Эпитет «тяжелый» будто создан, чтобы в союзе с различными существительными характеризовать его произведения. Дело в том, что, какой роман у Жоффре ни возьми, художественным двигателем любого из них остается ужас. Не ужас в условном смысле, когда книга определенного жанра готова сдержать обещание и напугать вас как следует, погрузив в условную реальность. Здесь, наоборот, страх и ужас безусловны, они сопровождают человека в его каждодневном путешествии из семьи на работу и назад. А Жоффре любит затаиться где-нибудь неподалеку и за человеком наблюдать, записывая себе в книжицу невротические особенности, превращающие нас в монстров.
«Папа» не исключение, с тем только отличием, что тут писатель не идет за своим материалом далеко, а остается в ближайшем семейном кругу. Он говорит, что «эта книга — проявление сыновней любви по отношению к отцу», однако веришь ему далеко не сразу. Проявления любви, конечно, бывают разные — и резкие, и жестокие, но слишком уж много говорится в книге о том, как тяжело быть сыном отца-калеки, страдающего глухотой. Роман можно назвать детективом — правда, с натяжкой. Во всяком случае, завязка у него вполне детективная. Два года назад Жоффре увидел по телевизору документальную хронику времен режима Виши. На архивных кадрах — улица, где прошло его детство и отрочество. Родной дом. Из этого дома офицеры гестапо выводят человека в наручниках — его отца. Никто в семье об этом аресте так и не узнал. Отец давно умер. Свидетелей не осталось.
Два года писатель посылал запросы в разные архивы, пытаясь найти следы и выяснить, за что же арестовали его отца. Роман и построен как расследование: автор выдвигает, а потом отбрасывает разные версии происшедшего. На каждой странице повествовательные блоки внутреннего монолога разбавляются репликами. Сначала кажется, что автор говорит сам с собой — произносит вслух особенно важные мысли, — затем в этот камерный диалог вмешивается все больше сторонних участников. Меток, вводящих прямую речь, нет, и до конца непонятно, кому же принадлежит та или иная фраза. Затемненная многоголосица создает стойкое ощущение психической девиации. Возможно, так легче повиниться за свою давнишнюю нелюбовь к отцу.
Stéphanie Dupays. Comme elle l’imagine. Mercure de France, 2019
Читая книги Стефани Дюпеи, невольно удивляешься, насколько они насыщены деталями из совершенно разных (зачастую вовсе не связанных друг с другом) уголков нашего бытия. Словно автор в силу какой-то природной непоседливости не хочет оставаться на одном месте и, хорошо освоившись в новой профессии, раз в несколько лет круто меняет сферу деятельности. Возможно, этот самый автор получил образование, дающее прочные навыки быстрой наработки недостающего знания. В случае Дюпеи справедливо и то, и другое. Она окончила Национальную школу статистики и экономического управления, опубликовала несколько успешных научно-популярных книг о тонкостях экономической и социальной статистики и особенностях современного политического устройства, стала литературным критиком и попробовала себя в романистике. В свободное от литературы время работает социальным инспектором.
Название очередного романа Стефани Дюпеи позаимствовала у известной песни Вероник Сансон «Comme je l’imagine» («Я его себе воображаю») из альбома 1972 г. «De l’autre côté de mon rêve» («По ту сторону моей мечты»). В названии романа изменено личное местоимение: «я» превратилось в «она». Между тем песня все равно остается ключом к роману. Или хотя бы замочной скважиной, позволяющей сразу приоткрыть авторский замысел. Девушка поет о воображаемом парне, представляя, как он улыбается, грустит, живет. Может быть, девушка видела его где-то случайно, а может, и не видела вовсе, но в ее воображении он продолжает обживаться, превращаясь в почти реального персонажа.
Лоре, главной героине в романе Дюпеи, почти сорок. Когда вышел альбом Сансон, она еще не родилась, но, как и многие, чье детство пришлось на 1980-е, хорошо знает песни предыдущего десятилетия. Познакомившись с Венсаном в фейсбуке, она, точно девушка из песни Сансон, принимается воображать, достраивать, домысливать его образ. Благо парень хоть и не торопится с личной встречей, но в виртуальном пространстве общается охотно. И следить за тем, как развивается их воображаемая любовь, увлекательно — настолько точно описывает автор технологию современной гаджетизированной близости. Но увлекательность романа этим не ограничивается. Главная героиня — специалист по Флоберу, искренне захвачена своими научными изысканиями и преподает в Сорбонне, а потому ее стиль выдержан и четок, он явно сформирован под влиянием определенных литературных предпочтений.
Иногда хочется немного упрекнуть Дюпеи: мол, эти предпочтения слишком выставляются напоказ — уж очень прилежно она выписывает свою героиню-преподавателя, которую хлебом не корми, дай процитировать кого-нибудь из любимых писателей. Однако упрекнуть язык не поворачивается: все цитаты хорошо расставлены и, главное, закавычены, что сильно облегчит жизнь будущему переводчику. Литературные реминисценции уравновешены отсылками к кинематографу. Венсан — режиссер-документалист, ярый поклонник французской «новой волны». И тут особо не к чему придраться — вкус у виртуального сердцееда отменный. Да и сам роман читается взахлеб. Всего пару раз он сбивается с тона, как будто вспомнив, что его планировали как любовный. Но, к счастью, тут же забывает об этом.
Michaël Moslonka. La mélodie du malheur. Faute de frappe, 2020
Микаэль Мослонка ведет литературный блог, учит детей и подростков писательскому мастерству и сам пишет книги. Он любит экспериментировать с разными жанрами. На его счету — детективы, научная фантастика, героическое фэнтези, литература для детства и юношества. Новая книга Мослонки «Мелодия беды» — страшилка на один вечер. Это очень компактная, сжатая по времени действия и напряженная история о девочке, попавшей из большого города во французскую глубинку.
У новеллы любопытное прошлое. Она существует в двух ипостасях. Автор сочинил ее в 2010 году и тогда же опубликовал, но не отдельным произведением, а в коллективной антологии «Mystères et mauvais genres» («Тайны и дурные жанры»). В версии 2020 года название осталось прежним, но протяженность текста существенно выросла. Есть целый ряд писателей, которые любят возвращаться к своим уже опубликованным произведениям и менять их. Происходит это по разным причинам. Книга оказывается настолько успешной и значимой, что изменение текста для очередного издания можно сделать частью маркетинговой стратегии — для привлечения еще большего количества покупателей. Или автор со временем приобретает известность и возвращается к одной из первых работ, чтобы восстановить поправленный когда-то редактором текст и продать его как свою любимую версию. А может быть, находится издатель, прочитавший рассказ и захотевший продолжения, что, видимо, и случилось с «Мелодией беды».
Однако интересно вот еще что. В 2010 году текст был написан полностью от руки. После Мослонка все набирал на компьютере. Он говорит: «Выводя слова на бумаге, я чувствовал, что с выбором каждого слова попадаю в точку. Не припомню, чтобы потом, сочиняя другие свои истории, я испытывал что-то подобное, хотя, наверное, и до этого тоже». По поводу точного выбора — это некоторое заблуждение. «Мелодия беды» захватывает. Иногда шокирует своей чрезмерной резкостью и даже злостью. Иногда радует неожиданным сравнением с русской самокруткой или персонажем вроде Люцифера, играющего на флейте «Полет шмеля». Она хорошо работает в качестве аллегории, показывая французскую глушь, как в фильме Брюно Дюмона, зловещим чистилищем. Жаль только, что автору не хватает тонкости. С самого начала трудно отделаться от ощущения, что все это видано и читано не раз и не два.
Laure Noualhat. Comment rester écolo sans finir dépressif. Tana, 2020
«Вам приходилось слышать про эпидемию самоубийств среди экологов? Инженеров? Климатологов? Журналистов, которые пишут о проблемах окружающей среды?» — задает вопрос Лор Нуала в своей книге «Как защищать природу и не сойти с ума от депрессии». И сама же на него отвечает: «Нет». Ей тоже не приходилось, хотя кому как не ей об этом знать. Пятнадцать лет она работала в авторитетной газете «Либерасьон» и писала об экологической обстановке во Франции и в мире. За ее авторством вышло 1 522 статьи, и она удивляется, что не залезла в петлю от безысходности, ежедневно собирая хроники умирающей Земли. Загрязнение, радикальное снижение видового разнообразия, ядерные катастрофы, нехватка жизненно важных ресурсов и так далее и тому подобное.
Окунувшись с головой в экологические проблемы, Нуала так и не смогла вынырнуть. Она прошла все стадии принятия смертельной болезни. Сначала хочется закрыть глаза и не думать о надвигающейся катастрофе — а этот соблазн велик, когда рядом столько людей живут как ни в чем не бывало. Затем наступает злость. Почему никому дела нет, ведь все катится в тартарары? Немного остыв, начинаешь искать выход. Правда, этим поискам мешают приступы отчаяния, переходящие в депрессию. Многие годы, собирая материал для своей книги, Нуала пыталась выработать практическую, претворяемую в жизнь модель поведения, которая помогла бы примириться с происходящим и если не предотвратить экологическую катастрофу, то хотя бы сильно ее замедлить.
«Как защищать природу и не сойти с ума от депрессии» — это не справочник о современных проблемах окружающей среды. О них и так написано много, причем и специализированной, и научно-популярной литературы. Книга стремится собрать живой опыт преодоления проблемы и приводит примеры конкретных людей, прошедших путь от обычного безудержного потребления к экологическому сознанию, полностью изменивших свой способ бытия. По сравнению с прочими бедами человечества «коронавирус по шкале Рихтера дает не больше двух баллов — легкий толчок», — говорит Нуала. И, в общем-то, с этим вряд ли поспоришь.
William Blanc. Winter is coming. Une brève histoire politique de la fantasy. Libertalia, 2019
Историк-медиевист Уильям Блан выпустил очередную свою книгу «Зима близко. Краткая политическая история фэнтези» в прошлом году, чтобы успеть к завершению эпохального сериала «Игра престолов». «Зима близко» (англ. Winter is coming) — так называлась самая первая его серия, вышедшая в далеком 2011 году. Позже это название возьмут на вооружение экологические активисты, усмотрев в сериале и его литературной основе — цикле романов «Песнь льда и пламени» Джорджа Р. Р. Мартина — яркую метафору надвигающейся экологической катастрофы.
Задача, которую себе ставит Блан, — доказать, что фэнтези устроено сложнее и наряду с развлечением и продуктивной метафорой смены времен года заключает в себе значительный политический посыл. Просто его не всегда удается распознать из-за коммерческой успешности жанра: читательские ожидания, сформированные за последние несколько десятилетий, зачастую нивелируют серьезность высказывания. Автор справляется с поставленной задачей. Он прослеживает историю фэнтези от самого его зарождения, отмечая, что не зря оно стало развиваться в Англии, где модернизация и индустриализация проходили особенно активно. Фэнтезийная литература выступила с критикой в адрес общественных перемен, которые все дальше уходили от средневекового ремесленничества в сторону промышленного закабаления людей.
Самой собой, утверждения Блана не голословны. Он цитирует Джона Рёскина, показывает его влияние на прерафаэлитов, смотрит, как это влияние воплотилось у Уильяма Морриса в стремлении утвердить демократические принципы доступа к красоте. Для Морриса фэнтези оказывается мечтой о посткапиталистическом будущем, которое настанет, когда прежний мир, доведенный до катастрофы, рухнет под гнетом алчной буржуазии. Ближе к концу XIX века Моррис сам становится издателем и начинает публиковать произведения в жанре фэнтези с иллюстрациями Уолтера Крейна, близкого единомышленника и активного поборника идей социализма. Вместе они хотят показать сродство такой литературы с изобразительным искусством и доказать ее безусловную ценность для человека.
Дальше Блан предсказуемо апеллирует к творчеству Джона Р. Р. Толкина, усматривая там политическую риторику. Затем обращается к Клайву Стейплзу Льюису и, сделав несколько промежуточных шагов, переходит к Джорджу Р. Р. Мартину. Он честно говорит, что его книга — справочник, причем очень краткий. Выбранный ракурс интересен, а автор сведущ и искусен. Но его оригинальной точке зрения не хватает большего материала — чтобы увидеть фэнтези во всем его многообразии и не ограничиваться хорошо известными работами.
