Жюдит Дюпортей. Любовь по алгоритму. Как Tinder диктует, с кем нам спать. М.: Индивидуум паблишинг, 2020. Перевод с французского Татьяны Тростниковой и Натальи Гринь. Содержание
Расследование общественной проблемы классно читается, когда в нем пружинят личная драма или хотя бы частный интерес. В свою историю о попытке разобраться в алгоритмах Tinder, французская журналистка Жюдит Дюпортей такую драму инсталлирует. Стремясь понять, как устроен механизм матчинга (подбора пары) в популярном приложении для свиданий, протагонистка одновременно ищет ключ к недовольству собой, к собственной эмоциональной зависимости и, шире говоря, неистребимому чувству неполноценности — в той или иной степени знакомому каждому.
Ответ связывает оба вопроса: Tinder, в принципе, устроен так, чтобы эксплуатировать эмоциональную зависимость, — мгновенные дофаминовые инъекции лайков, этих социальных поглаживаний, быстро подсаживают на чертовы качели. Но кроличья нора глубже: анализируя патенты компании, Дюпортей обнаруживает, что матчинг основан на системе внутренних, непрозрачных для пользователя оценок его личности — буквально на взвешивании его «души», как ощущает это сама журналистка.
Tinder выставляет каждому «клиенту» свой балл, который складывается из прямых и косвенных, вручную собранных данных (возраст, уровень образования, доход и т. п.). И хотя детали формирования оценки ясны не вполне, их функционал очевиден: приложение измеряет привлекательность человека в зависимости от его пола, уровня заработка и разницы в возрасте по отношению к тому, с кем его сравнивают. И здесь, в полном соответствии с самой консервативной логикой, больше очков получают мужчины постарше (и побогаче) и девушки помоложе. Иными словами, структурное неравенство буквально встроено в Tinder.
В компании отказались отвечать на вопросы журналистки (дескать, «вы все не так поняли»), но после расследования Tinder выпустил пресс-релиз, что злополучный алгоритм рейтингования больше не используется. Как работает матчинг теперь — остается гадать (хотя нет).
Технически итоги расследования можно уложить в страницу (стоит лишь добавить, что героиня в себе чуть разобралась и Tinder, кажется, удалила), однако Дюпортей читать легко и нескучно. Взять хотя бы эпизоды, где героиня получает от Tinder свое досье, читает страницы диалогов и испытывает, что называется, гамму сложных чувств.
«Я перечитываю сотни страниц переписок, и в голове формируется мысль, будто относящаяся к кому-то другому, ведь слишком тяжело думать так про себя: „Эта барышня сошла с ума, у нее зависимость от Tinder”. „Я удивлена, что веду себя гораздо хуже, чем думала”, — объясняю я социологу в нашей беседе по скайпу. „Меня это совершенно не удивляет, — отвечает он. — Интернет все чаще становится местом разрядки, где каждый старается снять напряжение за счет другого”. Я ничем не лучше мужчин под номерами 847 и 848. Странно получить опыт такого глубокого самоанализа с помощью инструмента слежки. Будто АНБ открыло свои архивы в терапевтических целях».
Сара Камерон. Голодная степь. Голод, насилие и создание советского Казахстана. М.: Новое литературное обозрение, 2020. Перевод с английского Алексея Терещенко. Содержание
Из всех последствий коллективизации тяжелейшие пришлись на долю Казахстана, точнее — на долю кочевников, населявших нынешнюю территорию этого молодого государства. В результате голода 1930–1933 годов «в Степи» погибли 1,5 миллиона человек (из 6,5); в Украине, для сравнения, голодомор выкосил от 2,5 до 3,9 миллиона (из 33).
Американская исследовательница Центральной Азии Сара Камерон пытается ответить на два вопроса: во-первых, что стало причиной «великого джута»; во-вторых, как эта малоизвестная по сей день трагедия встраивается в нарратив о коллективизации и национальном строительстве в СССР.
Опираясь в том числе на документы, которые раньше не брались в расчет, автор приходит к выводам, некоторыми из которых как будто сама недовольна. Прежде всего (буквально первым пунктом в заключении), казахский кейс опровергает утверждение, что советская власть практиковала уникальную избирательную жестокость к украинцам, да и в ООН-овские определения геноцида случившийся ужас не укладывается. Далее, существенным фактором трагедии стали оторванность региона от «большой Земли» и, как следствие, плохое понимание властями, что там вообще происходит. Наконец, процессы «оседания» кочевых племен, которые были форсированы большевиками и возведены в степень катастрофы скачками климата, начались при Российской империи.
Как бы то ни было, в результате событий начала 1930-х кочевая культура оказалась практически полностью уничтожена. Казахи же начали по большей части вести оседлый образ жизни, встроились в растущее государство, а основой их идентичности стала национальность, мыслимая через привязку к территории. Интересующимся документальной стороной дела книгу рекомендую.
«Можно ли доехать до социализма на верблюде? Этим вопросом в 1921–1928 годы задавались Голощёкин, казахские деятели, этнографы и агрономы».
Ричард Шехнер. Теория перформанса. М.: V-A-C Press, 2020. Перевод с английского Анны Асланян. Содержание
Крупный американский режиссер театра Ричард Шехнер известен как один из крупнейших теоретиков перформанса. Книга, изданная V-A-C Press, выдержала три переиздания на языке оригинала — в 1988, 2003 и 2019-м. Труд классический, и, за редким исключением, в него вошли эссе, написанные сорок лет назад и ранее. Материал ничуть не устарел.
В своих рассуждениях Шехнер опирается на социологическую и антропологическую оптики. Особенно ценны для него интуиции Ирвинга Гофмана, который понимал общественную жизнь как перформанс в широком смысле слова — т. е. как «исполнение ролей» по определенным шаблонам в определенных ситуациях.
Тотализируя перформативные практики, Шехнер втягивает в свой анализ обширнейший материал — от шаманистских и аюрведических практик до данных этологии и способов регулировки энтеральной нервной системы. На основании последних, почерпнутых в индийском традиционном театре, автор предлагает свою систему тренировки актеров (т. н. работу с расами).
Книга местами темная, но чрезвычайно вдохновляющая, особенно если вам интересны телесные пути работы с эмоциями и образами.
«Мы приближаемся к идее Антонена Арто, призывавшего актеров быть „атлетами сердца”. Это наводит на мысли о спортивных соревнованиях. Баскетболист сидит на скамейке запасных молча, набросив на плечи полотенце. Но когда его вызывают на площадку, он взрывается энергией Звучит свисток, спортсмен расслабляется. Одна из целей упражнений с расами состоит в том, чтобы научить актеров так же мастерски переходить от одной эмоции к другой, в произвольной или почти произвольной последовательности, без предварительной подготовки, полностью отдаваясь каждой эмоции. Что происходит на уровне чувств, заранее неизвестно: подобно индийским исполнителям, одни участники „испытывают чувства”, другие нет».
Кэрол Аполлонио. Секреты Достоевского. Чтение против течения. Бостон/СПб.: Academic Studies Press/БиблиоРоссика, 2020. Перевод с английского Евгения Цыпина. Содержание
Американский филолог Кэрол Аполлонио предлагает читать Достоевского «апофатически». В ее понимании, насколько мне удалось уловить, это означает: читать, не веря очевидностям, не ведясь на бесконечную болтовню героев. В противном случае можно сделать вывод о том, что Федор Михайлович писал, дабы преподать читателям важный нравственный урок: например, «насиловать малолетних и убивать старух — нехорошо».
Однако дело обстоит не совсем так.
Лавируя между логоцентристскими стратегиями Михаила Бахтина и образным анализом Роберта Джексона, Аполлонио дает свой мастер-класс по герменевтике. Блюющие речью люди-идеи Достоевского заперты в интеллектуалистских камерах и обречены на солипсизм. Их разговор об истине не обнажает ее, но бесконечно вуалирует, превращая в ложь. Единственный способ спастись — это сделать шаг в реальный мир, где возможен (неизменно) опасный контакт с другими.
Спасение, подобное буддийскому сатори или православному обретению благодати, происходит, по Аполлонио, как остановка речи. Молчанию сопутствует некоторое явление — в очертаниях и разрывах ситуации проступает образ. Так, например, в эпилоге «Преступления и наказания» Соня Мармеладова является Раскольникову в виде Богородицы.
В моем пересказе звучит это немногим менее путано, чем у Аполлонио, но читать интересно. Ее апофатика зачастую строится на простых вопросах со сложными ответами. Действительно, а что если Ставрогин не насиловал, а Митя Карамазов таки убивал?
«Без реальных контактов (включая сексуальные) с другими людьми жизнь не может быть полноценной. Свидригайлов должен умереть, чтобы Раскольников исцелился — в сущности, оставил свою прошлую жизнь позади и вступил в „настоящую жизнь” законного брака. Самопожертвование Свидригайлова открывает Раскольникову путь к исцелению, поскольку смерть Свидригайлова — свидетеля убийства и возможного источника обвинительных показаний (разоблачений) — развязывает убийце руки для того, чтобы добровольно сделать искупительное признание».
Сергей Половинкин. Русский персонализм. М.: Синаксис, 2020. Содержание
Сергей Михайлович Половинкин (1935–2018), человек тишайший, интеллигентный, тайный христианин, был по натуре хранителем и собирателем. В течение жизни он собрал крупнейшую в Москве философскую библиотеку, которая славилась как самое полное частное собрание дореволюционной философской литературы.
Сам Половинкин занимался по нынешним меркам вещами немодными и чудными. Математик по образованию, философ по призванию, он посвятил себя русской религиозной философии. Особенно близок ему был отец Павел Флоренский, также получивший математическое образование. Вдохновленный им, Половинкин подводил под русскую философию в качестве основы лейбницианство, а термином «персонализм» пользовался, «за неимением лучшего», в качестве оппозиции «универсализму, сводящему все к одному единому знаменателю».
Издание «Синаксиса» посмертно суммирует искания автора и является по существу читательским дневником, резюме близких Половинкину мыслителей — в диапазоне от Николая Лосского и Даниила Андреева до Льва Шестова и Семена Франка. Написан дневник сухо и строго, но вместе с тем пристрастно. Есть искушение предположить, что, подобно тому, как книги пережидали политические ненастья в библиотеке С. М., так и букет персоналистских идей может дожить до своего ревайвала в этом огромном синем томе.
«Признаюсь в неудачности термина „персонализм”, происходящего от латинского слова persona, имеющего значения „маска”, „харя”, „морда” и т. п. Вроде бы слово „персонализм” следует переводить словами „мордизм”, „харяизм” и т. п. Однако другого слова придумать не удалось. Корнем этого слова должно стать слово „личность”, но слово „личнизм” и т. п. слова здесь не подходят. Поэтому пришлось оставить слово „персонализм” и поставить его в ряд наполняющих его содержание слов — Бог Живой, личность, лик, образ и подобие Божие, дух, свобода, творчество, вера, любовь. Христианский персонализм — метафизика. Слово „персонализм” предпочтительнее слова „антропология”, которая исследует биологическую, психологическую, социальную, культурную, религиозную и т. п. природу сравнительно отвлеченно понимаемого человека. Православная антропология лежит в основании русского христианского персонализма».
