Россия — страна необъятная, и самобытных мест здесь достаточно. Городскому человеку оказаться в лесу без средств к существованию очень страшно, а для кого-то — это бесценный опыт, возможность духовного обновления и незабываемых впечатлений. «Часкор» поговорил с Евгением Лисовицким, который провел три дня в лесу и не пожалел.
— Расскажи подробнее, как ты оказался в лесу?
— Я ехал с района-развилки, это час езды до дома. Но по дороге я чуть отдалился от своего обычного маршрута и поехал в поселок Октябрь — он в 11 километрах от города. В Октябре у меня знакомые, которые мне привезли бензопилу, ее нужно было вернуть. Я вещь вернул. А потом смотрю — улица ведет в лес. Таким образом проехал каштанник, посмотрел, как там и что поменялось. А потом, поднимаясь на подъем, увидел огромную плиту: там все огорожено, посажены деревья, висит табличка. Это могила неизвестного солдата, за него ответственно лесное хозяйство города «Горячий Ключ». Ребята, которые там похоронены, — они ведь были очень молоды, у меня сейчас дети такие же по возрасту, а те воевали и положили свою жизнь за Родину. Потом я вбил геолокацию этого места и вскоре вернулся. От ребят я узнал, что есть еще такие места. Раньше никогда этого не видел в лесу.
— Не все могилы ухоженные.
— Они похоронены на этом месте, об одном есть информация, а о другом — нет, он как неизвестный солдат. Может быть, он входил в какое-то спецподразделение, но его никак не обозначили. Может, его кто-то ищет из родственников, много же таких моментов. И сейчас в лесу много появляется мест, где вешают таблички.
— Карты нет никакой?
— Карты леса нет, ориентир — картографические восприятия местности. Ориентируешься по движению: если дорога более-менее раскатана, есть следы, значит, из пункта А в пункт Б можно двигаться. Если дорога не заезжена, то это может быть старая «военная грузинская дорога». Я вообще никогда не должен был теряться в лесу, для меня это всегда интересно. Я здесь вырос, с детства в лес хожу, знаю, где нахожусь.
— То есть ты примерно представлял местность?
— Примерно. Дорога меня заинтриговала, и поэтому я остановился на полянке. Я понял, что еду не туда — мой дом в другой стороне, потом заметил в траве маленький фонарик, и мне сразу пришла в голову идея: «Женя, ты сегодня будешь в лесу ночевать. Лес тебя уже готовит ко всему, уже даже фонарик дали». А у меня даже не было с собой бутылки воды, я по сути не собирался в лес.
— Я просто с развилки ехал домой.
— Через лес?
— Через лес, как я обычно это делаю. На это у меня уходит час времени, с расчетом на то, чтобы покататься.
— Не бояться крюка? Прогреться?
— Да, просто почувствовать себя спортсменом горного мотоцикла-кросса.
— Тревел-байк, короче.
— Да, кросс-спорта. У меня такой мотоцикл — я должен знать его ресурсы, на что он способен. Тут у меня появилось желание. Я буквально час времени провел в лесу, получил его энергетику.
— Историю доскажи, вот ты нашел фонарик...
— Я положил его в сумочку и поехал дальше. В сумочке у меня сигареты, зажигалка и фонарик появился. Больше нет ничего. По дороге понял, что мне надо вернуться. Я нашел путь, где был крутой спуск вниз, нереально крутой — то, что мне надо. Светило солнце, время уже ближе к обеду. И вдруг пошел ливень. Дорога просто исчезает, она скальная стала скользкая. Я пытаюсь подняться, а мотоцикл не может, просто нереально: он либо переворачивается, либо заднее колесо заворачивается. Он недвижим. В один момент я падаю и ломаю ручку сцепления о землю. И все: у меня сел аккумулятор и закончился бензин. Домой я уже на нем не вернусь. Получается так, что у меня есть чуть-чуть бензина, чтобы разжечь костер. Моя мама знает, что я через час — максимум через полтора — должен быть дома.
— А прошло уже?
— Уже начинало смеркаться, то есть дело шло к вечеру.
— На гору ты заехал в итоге?
— Нет, назад была закрыта дорога. Я иду вдоль реки, тяну с собой мотоцикл, толкаю его из последних сил. Было так же темно, как сейчас, и я вижу на дороге домик—эту дорогу даже на карте никак не обозначили.
— Только для местных, получается?
— Да, для тех, кто четко знает этот путь. Там нет никаких достопримечательностей, чтобы туда попадали туристы, потому что все время, что я там находился, я не слышал даже звука мотоциклетного.
— А сейчас много мотоциклистов здесь? Если в лесу может кто-то знать дорогу, то там уже кто-то ездит.
— Даже сейчас некоторые ребята пытаются предоставить другим возможность содержания транспорта для леса, для бездорожья. Его содержание — очень дорогое обслуживание. Та же экипировка стоит бешеных денег. Здесь есть ребята, которые привлекают людей к этому делу. Из Краснодара приезжает очень много народа только для того, чтобы здесь покататься. Это очень удобно, не надо покупать мотоцикл, его обслуживать, не надо думать, где все хранить, ремонтировать.
— Я понял. Ну, давай дальше рассказывай. Что это был за домик?
— Это дальний охотничий домик. Он построен из шлакоблока, выложен речным камнем по фундаменту, где-то около полуметра низа выложены из природного камня, а верх, построенный уже выше, выведен из шлакоблока. Внутри — большой настил, как бы спальник для всех; деревянный большой стол, лавочка и, самое главное, буржуйка. Я был мокрый, и она меня обогрела. Дом не очень жилой, необитаемый.
— Если бы его не было, тебе бы пришлось...
— Если бы его там не было, я бы в это время находился на улице под дождем. Меня уже искали. Здесь подключились ребята, с которыми я где-то пересекался и катался, они знают меня, знают мои маршруты. Они искали меня в другой стороне, а я чуть-чуть дальше проехал. В общем, я был от цивилизации в двадцати километрах, меня разделяла лесная дорога, на которую тебе понадобится полтора дня пешего хода.
— И что дальше было?
— Дальше было очень интересно. Утром, пытаясь двигать свой мотоцикл, не смог его поднять на подъем.
— Вернуться пришлось?
— Я уже с одного подъема спустился, а на другой не поднялся. Там была речушка маленькая, но с дождями вода поднимается. Мотоцикл стоял у меня на реке, я его там оставил и пошел пешком. Взял с собой в домике пятилитровую бутылку, в которую набирал воду. Эта баклажка была для того, чтобы я нашел людей и попросил у них бензин, чтобы заправить мотоцикл. Наступает вечер, я понимаю, что мне еще долго идти. И тут увидел поворот налево. Ну, я зачем-то взял и пошел туда. Я не знаю, зачем я это сделал. Наверное, просто надо было так сделать, я уже был готов к этому. Прохожу метров пятьдесят и вижу шикарно построенный домик из профнастила, на улице большой стол, лавочки, территория прибранная, все красиво. Я вижу, что дом закрыт снаружи на деревяшку, то есть там никого нет. Я открыл, зашел туда и просто был в шоке. Лежит ковровое покрытие на полу, полочки, посуда, какая хочешь, — тарелки, ложки, вилки, кружки, сковородки... Заметил буржуйку, увидел теплые вещи развешанные (все чистые висят), стоят галоши теплые, тапочки летние: открытые, закрытые.
— Нереальная история.
— Что мне всего больше понравилось, так это разные книги. Я понимаю, что это все кем-то туда принесено. Висит журнал посещения или книга жалоб и предложений. Я поднимаюсь на лавочку, чтобы достать ее (она высоко пристегнута), беру эту тетрадку, а там ведутся записи: люди, попадающие туда, описывают свои ощущения. Некоторые пишут: «Ой, спасибо, как все здорово, вы так хорошо все устроили, спасибо всем, кто сюда это привез!».
Там были йод, зеленка, бинты, салфетки, антисептик. Оставался в банке кофе на кружку, и у меня была баночка корнишонов из первого дома, которую я нашел под лавочкой. Я затопил буржуйку, загорелась очень быстро. Лежит стопка газет, чтобы растопить. Также я увидел спички (было буквально несколько штук), этого мне хватило до утра. И была свечка в стаканчике. Я зажег эту свечу, она стала стрелять, словно что-то разрывное загорелось, трещало все, и я в этот момент молился Богу: «Спасибо, что ты мне дал все, я это все принял, благодарю тебя, дай всем людям то, чего они мне желали, выводи меня домой». И огонь успокоился как-то, я понял, что все хорошо кончится, причём сегодня. И в этот момент моя мама моей сестре говорит: «Женя сегодня будет дома».
— Невероятно!
— Представь: моя мама говорит Наташе: «Женя сегодня будет дома, я точно знаю». Вот так. По сути, меня искали только ребята, которые двигаются на мотоциклах и квадроциклах.
— Я слышал, что были объявления в соцсетях.
— В соцсетях — да, есть у нас здесь есть группа по поиску людей, «Лиза Алерт». Но реальную помощь мне оказывали люди совсем не из этой организации. Люди, которые сами по себе.
— Те, кто тебя знает?
— Меня искали не те люди, которые меня знают, а просто человек, который меня знает, клич кинул нашим. В лесу мы все братья. Любая ситуация — знают тебя, не знаю — тебе помогут. И за тобой пойдут, кто бы ты ни был. А если потерялся человек на мотоцикле, его надо искать. Один парень был, Алексей. Мы с ним случайно на дороге познакомились, он поднимался в гору, а я спускался, и мы посередине остановились. Я ему сказал, что я местный, все дороги знаю и катаюсь каждый день. Он попросил мой номер телефона на всякий случай, мало ли, нужна будет какая-то помощь, потом мы пересеклись еще раз. Я узнал, что он работает преподавателем бальных танцев в «Ледовом дворце». Человек занимается бальными танцами и при этом еще гоняет на моцике.
— А как они в итоге оказались в том районе? Они же тебя в другом месте искали?
— Меня уже другие совсем ребята нашли. Они меня искали по последней информации. Алексей ночью смотрит на свой мотоцикл и видит, что у него задние колодки не подготовлены для движения, они почти что в ноль стерты. И в этот момент он звонит парню, у которого здесь есть свой магазин и склад, и спрашивает, есть ли у него колодки на мотоцикл. Тот ему отвечает, что есть, пусть приезжает.
Алексей ночью едет к нему и рассказывает, что завтра ему ехать искать человека; он ребят уже всех поднял. А этот парень говорит: «Я не могу с вами поехать». И просто так отдает ему колодки: «Это мой вклад в ваше общее дело». Вот так люди поддержку дали.
— А почему ты не мог хотя бы в WhatsApp точку послать?
— Я не мог не то что послать точку в WhatsApp, я не мог даже поднять сигнал «SOS» на 112 звонок, хотя знаю, что операторы должны это делать даже без сим-карты. Но, находясь в двадцати километрах от населенного пункта, я не мог вообще проявить себя.
— То есть у тебя все это время был телефон?
— У меня всю дорогу был телефон, но сети не было. На второй день я немножко поднялся выше, хотел поймать сеть и вдруг услышал, что работает бензопила. Я стал искать, где люди работают.
— И что ты нашел?
— Нашел делянку, где много нарубленного и напиленного леса, нашел баклажку с бензином, он был с маслом, а мне такой не нужен. Эта делянка — незаконная вырубка леса. Здесь находится заповедная зона. Я посчитал нужным уйти оттуда и не встречаться с этими людьми, которые находятся в лесу, потому что зачем им нужен свидетель? Я подумал, что это люди, которые могут находиться там не с благими намерениями. Почему-то мой внутренний голос меня отвел от этого.
Я тогда определил, где эти люди находятся. Надо обладать определенными знаниями, чтобы знать, что в какой стороне, потому что звук шел отовсюду, и если ты будешь идти только на звук, то придешь в никуда и останешься без сил. Но если поворачиваться вокруг своей оси, то прямой звук ты от эхо отличить сумеешь. Я нашёл этот звук и пошёл, увидел эту делянку, увидел, какой лес вырубленный. Там лежал дуб, который по сути своей выше моего роста (я 175 см) в толщину, он выше и лежит поваленный — бревно. Реально с этого дерева можно дом такой...
— Продолбить.
— Да, я могу туда входить в полный рост и сделать однокомнатную квартиру в лесу. Дом в дупле. Дуплет-дом.
— С ума сойти.
— Но мне больше всего понравилось, что я, проходя по этой делянке, не увидел, каким образом можно вывозить оттуда лес. Она на склоне находится, там нет дорог. На каком-то интересном транспорте это дерево вывезли или вывезут, я не знаю. Но мне просто стало не по себе оказаться лишним в этой компании, и я ушел оттуда, хотя мне реально нужна была помощь: я хотел кушать, хотел домой, но я оставил это все до лучших времен и вернулся на дорогу. Я вышел вниз, к ручью и попал ко второму домику. Опять же случайно, на дороге просто свернул.
— Никаких указателей, ничего там не было?
— Нет там вообще никаких указателей, нет никаких ориентиров. Я увидел диких зверей, косулю: метрах в пяти от меня была молодая косуля, — я понял, что она в том же положении, что и я. Тоже с опаской смотрит. Мне было приятно, я долгое время не видел дикого зверя в лесу. То было объявлено, то у нас здесь птичий грипп, санэпидемстанция вообще отдыхает. Просто ходили по домам, забирали у людей скот, животных, а в деревне другой добычи для пропитания нет. Они живут тем, что держат свое домашнее хозяйство. А тут приходили к людям и говорили: «У вас птичий грипп, давайте сюда всех». Забирали свиней, потому что свиной грипп; курей, потому что птичий грипп; а люди держат по пятьдесят курей, это их личное яйцо. А человека, который был в крае, не стало, и почему-то вместе с ним не стало ни свиного гриппа, ни любого другого. В этот процесс было выведено не только домашнее животное, но и дикое: охотники не имели возможности в лесу кого-то встретить.
— Почему?
— Потому что их травили. Скидывали с самолета или вертолета гранулы типа комбикорма, их ели дикие животные, падали и просто умирали.
— Кошмар. Зачем они это делали?
— Зачем? Чтобы все шли в агрокомплекс покупать мясо. Где ты купишь мясо? Они пойдут в лес, у них даже свиньи бегали домашние, за которыми бежали полосатые маленькие поросята. Вот он держит кроликов у себя, знает, что у него кролики, а сколько их — понятия не имеет, потому что они везде. Живут в лесу, живут у него. Кроликов держали по сто пятьдесят штук, там же нет никакого заработка. Фанагорийка, Безымянка — там же нет работы, у них один раз в сутки ходит автобус примерно два раза в день: утром и вечером. Все.
— И поезд мимо проходит.
— Да. Там поезда вообще не останавливаются. Станций нет для поездов, это станция для электрички. Люди реально живут отведенные от мира. Они питаются тем, что пошли в лес, собрали грибы, закрутили на зиму. И ловят дикого зверя. А пришло время, когда просто не было дикого зверя. Много лет никто здесь не охотился, потому что не было животных.
— Невероятно.
— А сейчас я просто приятно удивлен. Много лет не видел в лесу дикое животное, поэтому обрадовался. Мы с сыном поехали прокатиться до Сосенок, а там есть скала. Мы подъехали к тому месту, где находится курортная гора и наша. И тут площадка есть небольшая. Сын мне говорит: «Папа, смотри, собачка!». А там косуля. Я говорю: «Сынок, это косуля, дикая козочка такая. Она за три прыжка пятьдесят метров преодолевает, собачка не сможет так перепрыгнуть». Косуля ходит на водопой, там видно место, где она с горы спускается. Даже тропинка есть. Когда она беременная, либо только родила — в это время охотиться запрещено, так как дикий зверь немного расслабленный.
— Скажи, а опасные какие-нибудь звери есть в лесу?
— Опасные звери... я даже следов не видел. Волк есть, они не опасны, это санитары леса, они необходимы. Я встречал на дороге волчонка: он просто бежал впереди меня. Быстрый зверь, ничего особенного.
— А кабаны?
— Кабаны в определенный период могут быть опасными, если он секач, то есть как отец семейства и охраняет свою территорию. Либо это какой-то брачный период. Но чаще он тоже боится тебя.
— В этом смысле неплохо, что ребята там на мотоциклах гоняют, от троп держат подальше.
— С одной стороны, хорошо, потому что много людей гуляют сейчас пешим ходом или на велосипедах. По этим лесным дорогам общего пользования можно безопасно передвигаться, даже имея какую-то проблему: например, подвернул ногу, у тебя нет сотовой связи, не можешь вызвать бригаду скорой помощи, не можешь двигаться. Кто-то обязательно через пять минут по этой дороге будет ехать.
Я оказался в том месте, где нет маршрута, куда никто не ездит, потому что там даже для бездорожника нет тропы. Ребята, которые меня нашли, приехали на серьезных квадроциклах, которые стоят как крыло самолета. Они специально ждали, когда пройдут ливни, чтобы поехать и помесить грязь. Специально ехали для этого, и когда они остановились на турбазе поставить автомобили и пересесть на квадрики, им охранник сказал: «Ребята, может, вы поедете, увидите — у нас там человек потерялся». Он сказал, что я его сосед, но у меня нет знакомого, который работает охранником на турбазе «Родничок».
— То есть, видимо, уже в соцсетях было.
— Человек просто им сказал, что я его сосед и потерялся. А то, что в соцсетях что-то было, я уже потом узнал, когда меня нашли и спрашивали: «Расскажи, как ты там был, что ты там кушал, что ты пил, а где ты там спал, что ты там делал вообще, как ты туда попал?».
—И как ты на эмоциях просто бросил все?
— Я вышел оттуда на дорогу, взял палку (нужно же быть чем-то вооруженным): я уже не дикого зверя боюсь, уже людей боюсь. Мне было не страшно быть далеко в лесу в домике, я стал больше переживать, когда к людям стал подходить. Услышал, как пилят лес, — это напугало больше всего.
Чем ближе подходил к людям, тем больше мне становилось не по себе. Это были такие моменты в моей жизни, когда я очень хорошо провел время. Не буду говорить, что мне с детьми со своими, с семьей плохо находиться, совсем нет. Но это когда ты со своим внутренним миром можешь быть таким, какой ты с природой. Как наши предки жили, как они с природой находили общий язык, как они могли всё воспринимать, как они питались от природы, как она их кормила, они выживали.
Я, кстати, собирал бревна, чтобы зажечь костры сигнальные на дороге. Я нашел одно бревно и думаю: «Как же мои прадеды могли рубить лес?».У них не было топора, а они это как-то делали. И я раздолбил древним способом: не просто расколол бревно, я его размял — сделал из него мягкое. Во мне столько было заряда бодрости! И все-таки было желание сообщить о себе, чтобы мои родители не переживали. У мамы здоровья нет, после инфарктов ей тяжело, меня вот это больше всего напрягало.
— Но при этом спасло тебя то, что кто-то на самом деле позаботился?
— Да. Переживания моих близких, сигналы, которые ищут человека: «Потерялся человек», «Помогите найти». Люди откликнулись.
— Наверное, если бы было побольше таких домиков и маршрутов на карте...
— Я думаю, да, люди бы даже не терялись. Наоборот, туда бы уходили, были бы более счастливы, находясь в лесу. Я оттуда вышел другим человеком, по-другому стал на жизнь смотреть. Ничего такого кардинального в моей жизни не происходит, но я по-другому уже стал мыслить. Я себя вижу другим человеком.
— Скажи, из Горячего Ключа люди ходят на море иногда?
— Раньше здесь был туристический маршрут. Он начинался с «Долины Очарования» и длился несколько дней. Ходили в район Туапсе, были кемпинги, были турбазы.
Сейчас есть территории комплексные, они остались, как раньше было, но уже нет живого — когда ходили пешими маршрутами, стоянки организовывали людям, исторические моменты показывали. У нас вот есть же и дольмены в лесу, древнейшие дольмены.
— Да ты шутишь! Неужели? А где они?
— Вот район этого маршрута, который был «Долиной Очарования», как на море идти. Там и есть эти дольмены. В лесу прямо. Еще есть дольмены в сторону от Новороссийска, перед Геленджиком...
— Там туристическая база есть.
— Да, там другие дольмены. А вот про лесные очень мало людей знает. Выглядят они так же, как и те, только более дружны с природой.
— Короче говоря, было бы круто, если бы кто-то все-таки нанес эти дорожки на карту. Вот у тебя какой выхлоп, в итоге, в этой истории? Ты понимаешь на самом деле, что если бы не было этих домиков...
— Да-да...
— Или, наоборот, если бы были дорожки, указатели... Может быть, нужны какие-то «красные кнопки» или сотовая связь?
— Обязательно это нужно сделать. Например, у меня сотовая связь МТС, я заключаю договор, становлюсь абонентом сотовой связи, и мне ее предоставляют. Я не то что Краснодарский край не покидал, я даже черты города не переступил —- в пригороде Горячего Ключа был, но не имел связь, хотя я за нее плачу, на нее рассчитываю. Я не думал, что такое может произойти.
Должно быть так, чтобы из любой точки человек дал знать близким людям, чтобы они не переживали. Есть же еще такой момент, что очень много людей любопытных до сбора грибов. Многие люди приезжают с больших городов, идут в лес для того, чтобы почувствовать зов древних предков.
— Они просто хотят так объединиться с природой. Сейчас же эпидемия, куда ты еще можешь пойти, кроме как в лес?
— Конечно! В город нельзя, в автобусы не хочешь идти, потому что там кто-то может быть больным. А кто здоровый? Лес живой, лес здоровый, дышит, живет. Он тебе дает грибы, ягоды. Ты можешь просто жить от этого леса.
— Я думаю, что другой человек мог бы не найти этот домик.
— Мог бы не найти. Его нет на карте, он есть только в разговорах определенных людей, которые знают, что это охотничий домик; не знают даже, кто его построил и кто его хозяин. Кто-то привозил туда материалы, старался, вложился... Если ты идешь по лесу, ты должен ориентироваться. Если у тебя будет направление, ты будешь точно знать: «Вот я иду по дороге, у меня есть указатели». Даже в сказках везде камни стояли, написано было: «Налево пойдешь — коня потеряешь», — и так далее. Люди в то время ориентировались, они видели хотя бы какие-то камни, а я не видел ничего.
— А откуда взялись все эти могилы в лесу?
—Здесь шли очень серьезные боевые действия. Горячий Ключ — это маленький город, который стал городом только из-за курорта-санатория, а до этого был просто поселком. Дальше есть ущелья, они называются Волчьи Ворота. Туда немцы не прошли. Они здесь бились жестко, на этих горах, потому что рядом море. Эта территория была границей. Они шли к Черному морю, со стороны Украины. Им нужны были Новороссийск и Туапсе — это два портовых города, у которых есть подход с моря, там глубина позволяла заходить кораблям.
— Вероятно, не все могилы были найдены?
— Конечно, нет! Когда мои дедушка с бабушкой сюда приехали жить, они рассказывали, здесь люди после войны находили в лесу трупы людей: немцев, русских, — и просто их закапывали. Здесь было много оружия. Даже в моем детстве мы ходили в лес, смотрели места, где пытались что-то откопать.
У нас один раз был случай в школе, когда мальчик принес в класс противотанковую мину. Она до этого была у другого парня, стояла у его отца в гараже, и он на этой мине гнул гвозди, она как наковальня у него была. Так вот мальчик принес ее в школу, учительница увидела и говорит: «Выйди из класса, вынеси, что это у тебя?». А он попросил в этот момент у девочки циркуль. Этим циркулем полез в мину, она и взорвалась. В моей школе прибегает завуч, кричит: «2-я школа взорвалась!». Мы все побежали, нас возле поликлиники остановили, потому что там уже было оцепление.
А был другой случай. Собрались на 9 Мая ветераны войны. Здесь раньше и парад был, и у памятника собирались. Стоят ветераны и между собой разговаривают: «А помнишь мы тут? Ох, а там!..», «А помнишь, как упала мина туда, а она не взорвалась!». В общем, они в разговоре пришли к тому мнению, что не помнят, выкопали ли мину. Она лежала там, в земле! Потом сделали оцепление, вызвали военных, людей, которые подорвали асфальт, откопали эту мину. Она была авиационная, провалила дом, в подвале лежала, и ее никто потом не вытащил. Здание снесли. Представляешь?
У нас в огороде раньше дед копает — раз! — патроны нашел, целые, гильзы отстреленные, ленту пулеметную находили.
— На самом деле здесь должны быть, скорее, маршруты, ведь детям этого не расскажешь.
— Здесь было собрана вся информация, когда мы ходили пионерскими отрядами. Она дополняется какими-то энтузиастами, которые двигаются самостоятельно, без чьей-либо поддержки. Они находят факты, людей опознают, сюда приезжают немцы, когда кого-то находят, ведь есть же эти поиски солдат, которые остались в лесах как пропавшие без вести. Я считаю, что надо больше интересоваться этими моментами, потому что в этом месте, где Узун-Сырт, конкретные бои шли. Лысая гора почему так называется? Ее расстреливали из каких-то орудий, не бомбили. Лысая гора — как раз то место, на что пушка смотрит, поэтому такое название. Там наверху выжженная территория, на ней не растет до сих пор ничего.
— Скажи, пожалуйста, что ты вообще со всем этим опытом будешь делать? Будет какое-то продолжение истории?
— Моя история, конечно, продолжается, я же живу. Я делаю все в интересах своего будущего и в интересах своих детей. Мои друзья сейчас звонят и говорят: «Давай поедем в лес покатаемся, ты же теперь все дороги знаешь, тебя теперь тоже все знают». И я бы хотел ездить по тем местам, где есть могилы солдат. Приехать, порядок навести, внимание проявить. Я бы хотел, чтобы в эти места, где я родился, где я живу и где живут мои дети, могли приехать люди.
— И в лесу не потеряться.
— Да, не потеряться и почтить память достойных людей, которые воевали по своему желанию и своим принципам. Они потеряли свою молодость, свою жизнь они оставили на этой земле. Память об этих людях должна жить вечно.
— Говорят, что ты на Чепурковой горе мусор убирал?
— Я проснулся утром, спустился погулять с собакой по лесу — он у нас через дорогу. И в этом лесу оказалась целая куча пластиковых бутылок. Люди часто приходят на полянку. Сейчас здесь лавочку сделали, так что мусора стало еще больше. Все отдыхают, бросают бутылки, банки, пакеты, салфетки и прочее. Я, гуляя с собакой, понял, что должен здесь навести порядок, потому что мои дети просят меня: «Папа, давай сходим в лес, костер разожжём, пожарим что-нибудь...».
— Помнишь, в детстве же у нас этого не было этого. Никакого мусора не было.
— Не было. У нас какая едав лесу была? Кусок сала, кусок хлеба, их на палочке пожарил —и готово. Дети дома ничего не едят, а в лесу они будут все, что ты им там преподнесешь. Например, просто так они сало есть не будут, а в лесу обязательно съедят. Сейчас лес — отказ от всего: от пепси-колы, чипсови от гаджетов. Интернета нет, ничего нет. В лес возьмут только самые нужные вещи.
— Извини, я тебя перебью. И что, прибрался там?
— Я собираюсь с детьми в лес и вижу, что там бардак — нужна уборка. Пошел домой, взял пакет и начал собирать мусор. Мой сын в это время проснулся и спрашивает: «Где папа?». Бабушка ему ответила, что я в лесу мусор собираю. Он и пришел ко мне со свободными мешками, в это время еще люди подошли... Так нас там собралось человек семь. Все соседи.
— Народ реально подорвался прибирать?
— Была моя семья, вышел сосед. Мы на этой территории собрали восемнадцать или двадцать мешков. Относили все на мусорную свалку, в баки, которые стоят на улице. Сейчас у нас квартальная Рита Акоповна, она подтвердит: когда я сюда заехал, здесь невозможно было выйти на улицу: мусор не вывозят неделями! Его должны вывозить три раза в день, а его не вывозят вообще.
— До сих пор так?
— Зимой здесь черт знает что. Если гололед, сюда не заезжает мусоровозка — не может подняться, так что неделями мусорка не вывозится. Здесь даже эта улица перегорожена мусором, и он все время несется по улице из-за ветра. Это же рассадник всего, собаки все могут растянуть. Лес, в котором раньше собирали грибы, стал свалкой. Продали половину курортной зоны! Там сейчас планируют строить какой-то жилой комплекс. Все, что за озером, считалось городским парком. Так что сейчас у нас нет парковой зоны. Нет в городе и кинотеатра, куда я могу пойти с детьми, а ведь это город-курорт. Здесь в десять-одиннадцать часов вечера выключается освещение. Но лес здесь есть и будет, это точно.
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
#comm_fb #facebook #content{width: 700px!important;border: 1px solid red!important;}
Статьи по теме:
- Самооборона без оружия.
Записки немодного человека. - На расстоянии вытянутой руки.
Как выстроить личное пространство. - Что такое внимание и зачем его нужно развивать.
Этот процесс сильно влияет на нашу жизнь . - The New Yorker (США): как коронавирус ведет себя в организме больного?
Мы посчитали, как вирус распространяется по странам; теперь нам надо понять, как он распространяется в организме человека. - «Я так чувствую».
И еще 9 самых распространенных ошибок мышления. - Lesnoe Delo: миллион деревьев на восстановление погибших лесов.
Почему стоит помогать расти деревьям и как это влияет на окружающую среду. - Почему мы становимся теми, кем притворяемся .
И что с этим делать. - Что такое дерматилломания .
И почему навязчивое внимание к собственной коже может стать бесконтрольным. - The Scientist (США): влияние почвы на иммунную систему.
- Наслаждение шумом.
Проблемы «нового вуайеризма» с точки зрения психологов.
